От дороги и направо

Пришибленный  дерзкими и вкусными запахами из зоны отдыха, я машинально открыл портфель и сунул в него руку, чтобы отломить кусок от начатого давно пряника. Вместо него под руку попалась бутылка. Это Толян, вор-виртуоз, ещё на берегу незаметно заложил в портфель воду, налитую в ватаге. Без воды, о чем я и не подумал второпях, было бы мне рано или поздно кисло. Культурно и образно говоря. Сметал я под три глотка из бутылки кусочек пряника и стало мне легко и весело. Сытый, удачно проскочивший почти до владимирской трассы, впервые прокатившийся на пароме, поболтавший с литературно одарённой    туристкой, нанюхавшийся всех запахов хорошей еды из кафешек, сидевший на травке возле легендарного муромского страшного и фантастического леса – это был я, бывший слушатель ВКШ, бывший  уже корреспондент « Ленинской смены», бывший работяга из рыболовецкой артели, а теперь «вольный казак», которого хоть вперед кидай судьба, хоть в сторону, а он, воодушевленный свободой последних на пути к дому приключений, долетит теперь до малой родины как телеграмма-молния.

Я закрыл портфель, отряхнул с белых штанов крошки нескончаемо пряника и капли воды, поднялся, потянулся, закурил с удовольствием и стал искать взглядом место, подходящее для погружения в чащобу, где «страшна нечисть бродит тучей и в прохожих сеет страх». Нашел.

– Ну, – подумал я с оптимизмом. – Раз уж раньше не пропал, то и теперь не пропаду.

Молодой был. И не то, чтоб дурной совсем. Но глупой смелости было во мне  больше, чем ума. Собственно, так до старости всё и осталось. Это просто к слову. Реплика, так сказать, из настоящего времени.

Я прохромал через противопожарную, распаханную крупным отвальным плугом полосу и ввалился в лес, вытряхивая на ходу землю из туфель. Решил так: пойду вперед метров триста, потом сверну налево. Значит, буду двигаться вдоль Мурома. Погляжу всё внимательно, снимки сделаю интересные, сувениров из «страшного муромского» в портфель накидаю. Ну, там, шишек сосновых, коры березовой, мха кусочки. Потом ещё раз, километров через пять-семь зарулю влево и пойду на волю. А там – Борисоглеб и трасса. Но после этого все пошло не по графику и против всех моих усилий. С первых же метров лес, который издали виделся как просто плотный, оказался сразу же непролазным. Деревья разные и непонятные. Высокие и пониже, росли близко друг к другу. Ствол к стволу. Между ними монолитно сомкнулись странные травы. Их было пять или шесть видов. Одни липли к одежде и тянулись за мной, как  будто я телом разматывал свернутые в клубок гибкие лианы, которые с моей помощью сами мечтали выскочить из леса на вольную землю. Другие протыкали брюки и впивались в ноги до колена. Ноги уже через двадцать шагов горели так, будто я шел по колено в кипятке. Какая-то трава, когда я наступал на неё, выделяла вверх, точно в нос, вонь, похожую на запах гниющего мяса. Ещё росла трава с мелкими желтыми цветочками. Была она моего роста. Примерно метр восемьдесят. Эти цветочки я задевал головой и с них ссыпалась серая пыльца. Было её столько, что она никак не могла бы поместиться в небольшом цветке. Но, блин, помещалась же! Ещё через десять шагов я был весь серого цвета и начал чихать так безудержно и громко, что лешие, если бы они гуляли неподалёку, разбежались бы как от посвиста Соловья-разбойника, Одихмантьева сына. Ну, а самым главным препятствием, мешавшим освоению лесного великолепия, был бурелом. Это, во-первых, сдернутые непонятной силой с деревьев толстые корявые ветки. Во-вторых, молодые, засохшие в тени огромных деревьев с непроницаемыми для солнца кронами ростки вязов, берез, елей и сосен. А ещё осыпавшиеся от нехватки воды верхние ветви.  А ещё лежащие под разными углами к земле большие, как будто сами упавшие от могучего толчка сбоку, деревья  диаметром сантиметров в тридцать.

  Я перелезал через них, подминал под туфли сухостой, тянул за собой  липкие лианы, чесал на ходу горящие под исколотыми брюками ноги и уже с усилием сдувал и стряхивал с себя пыльцу. В туфли набилось с боков что-то твердое, мелкое, похожее на шарики с неровными краями. Туфли терли подошвы как наждачная бумага с фракцией 0.1. Грубая, в общем.

Я сел на поваленное дерево, вытряхнул из туфель весь мусор, Очистился минут за пятнадцать от пыльцы, а лианы пришлось просто порвать напополам на расстоянии от одежды, потому что отодрать их было невозможно.