От Дуная до Лены

Славное великое Онего. — В стране непуганых птиц. — Дорога в скалах. — Прогулка на Соловки. — Отец настоятель и биологическая наука. — В Архангельск. — Неожиданное путешествие

Назавтра, пройдя по новому участку канала, рефрижератор вышел в Онежское озеро. И тут открылась нам широченная гладь озера, лесистые берега, суровые скалы, поросшие сосняком, живописные зеленые острова среди черной воды. Это и было чудесное Онего, «страшное Онего страховатое», «славное великое Онего», второе по величине озеро в Европе. Оно было великолепное и словно бы даже всемогущее, и о нем хотелось говорить какими-то окающими северными словами, похожими на заклинание, — «Онего», как шестьдесят лет назад говорил о нем Пришвин. И день был солнечный, как и тогда — в том пришвинском августе, и Онего улыбалось нам, черное вблизи и синее издали. Однако плавать по нему было и впрямь чуток «страховато»: карты не было, лоцмана в Вытегре мы не достали — лоцмана нынче на все золота, — а впереди торчали из воды какие-то каменные лбы.

Мы остановились прямо среди озера, и тут наш добродушный боцман вдруг развил необыкновенную активность. Моргая, Толя приказал нам вынести и проветрить «гнидники», так он невежливо обозвал наше великолепное постельное белье. Алик затеял стирку, Димка полоскал свои «рекламные» носки, купленные у херсонских «бичей». При ближайшем рассмотрении поднятая из-за борта черная онежская вода оказалась чистой, как стеклышко.

После отдыха нам пришлось нанести краткий визит Ленинградской области и зайти в Вознесенье за лоцманом.

Поселок Вознесенье, состоящий из разноцветных двухэтажных деревянных домиков, лежит на скрещении водных дорог, ведущих к Ленинграду с севера, из Онежского озера, и с юга, от Волги. В Вознесенье приходят и перегонные суда с Балтики, но мы застали там только землечерпалку, которую печорские речники перегоняли из Щецина. Немецкие самоходки с Балтики, вероятно, уже прошли к Архангельску.

Взяв лоцмана, мы направились в северный угол озера — Повенец и пришли туда поздно вечером, почти ночью. Городок стоит у северного конца Онежского озера, и это уже словно конец чего-то привычного и начало настоящего Севера: «Повенец всему свету конец». Когда мы пришвартовались, было уже за полночь, однако темнее не стало. Солнце куда-то спряталось, но по-прежнему льет странный, словно бы отраженный, призрачный свет. И от этого все окружающее: и стройные силуэты судов, и ярко-зеленый домик диспетчерской на берегу, и камни, и лес, и створы — четко отражается в воде. С непривычки заснуть засветло никто из нас не может, и все высыпали на палубу. На берегу тоже как будто день: ребята с буксира «Ижора» играют в волейбол, матрос с «Ломоносова» жалуется кокше с «Ижоры» на местный клуб водников. Стук мяча, доверительный говорок матроса и обольстительный смех кокши далеко разносятся над водой.

Я слушаю звонкие ночные голоса и думаю о пришвинской «стране непуганых птиц»…

«…страна непуганых птиц… Полунощное солнце — красное, устало, не блестит, но светит, белые птицы рядами уселись на черных скалах и смотрятся в воду. Все замерло в хрустальной прозрачности, только далеко сверкает серебряное крыло…»

Утром мы вошли в первый шлюз Беломорско-Балтийского канала. Нам с Митей пришлось особенно тяжко на швартовке в этот первый день: тут девятнадцать шлюзов, но большинство из них двухкамерные, спаренные, то есть по существу надо проходить два шлюза. И подавать при швартовке здесь полагается по два конца: до водораздела подают два конца на носу, один с кормы, после водораздела — два с кормы, а один на носу. Мы ворчим: к чему эти предосторожности? Хриплый радиоголос предупреждает, чтобы следили за швартовами, началось заполнение. И тут мы убеждаемся, что предосторожности эти были не напрасны: здесь устаревшая уже система лобового заполнения шлюза; мощным потоком устремляется навстречу судну черная вода, того и гляди, оборвет концы и воткнет судно кормой в шлюзовые ворота. Приходится то убирать слабину, то, наоборот, травить, когда конец набивается, натягивается туго.

— Руки, ноги береги! — кричит капитан в свой рупор.

— Быстро этот канал устарел, — говорит лоцман. — Недавно еще писали: «последнее слово». А теперь и заполнение не так делается, да и вообще все по-другому. Вот с Апатита руду, наверное, будут только по Волго-Балту возить, через Медвежьегорск.

— Да что там, — говорит капитан. — Вон наши трехдечные «пассажиры» при перегоне в шлюзах уже не помещались, приходилось привальник отпиливать, а то и солидолом смазывать, чтобы проскользнуть.