От Дуная до Лены

На следующем шлюзе мы начинаем пытать бабку с кринками молока. Она говорит, что и правда тут все скоро затопят, а куда их переселят, она не знает, да это, похоже, и не особенно ее беспокоит.

— Затопют, милые, — говорит она, по-вологодски окая. — Море будет, Волго-Балт. Вон начальник-то шлюза, он скажет, он у нас ученый да молодой…

Начальник выходит из своей избушки на курьих ножках и охотно рассказывает, что еще год-полтора— и исчезнут под водой все эти древние живописные шлюзы, да и деревушки тоже, а будут новые моря— вот тут, к примеру, Череповецкое море, и будет канал — Волго-Балт с большими современными шлюзами, гидроузлами и даже гидростанциями, и тогда настоящей глубоководной магистралью соединятся пять морей и здесь пойдут настоящие суда, а не только эти, с мелкой осадкой. Оказывается, теперь в Череповце грузы перегружают с озерных судов на другие, с осадкой поменьше, и стоять тут приходится у каждого столба, так что по Мариинке провоз обходится дороже, чем по железной дороге. «Но скоро этому всему конец. Теперь наш Волго-Балт — комсомольская стройка, вот на Ковже увидите», — начальник как-то по-мальчишески серьезничает, и видно, что он, так же как та девушка в сапожках и бабка, ничуть не жалеет, что уйдет под воду эта прибрежная красота.

— Вы как матрос учтите, что тут вместо тридцати девяти малых шлюзов будет всего семь больших.

— Это же страшное дело! — радостно говорит Митя и хлопает меня по спине. Он так радуется, как будто это не он только что клялся, что в последний раз идет на этот проклятый перегон.

За день мы напрыгались на швартовке, и уснуть ночью мне никак не удается. Я поднимаюсь в рубку. Евгений Семенович на вахте, и я пересказываю ему, что сказал начальник про Волго-Балт. Капитан сейчас вроде бы отошел немного, и мы вместе любуемся извилистыми берегами. Небо в ночи призрачно-белесое, и темная кромка лесов, избы, островки, ходовые знаки — все отражается в ночной глади реки, словно вырастает из ее черной глубины и живет сказочной и древней ночной жизнью.

— Здорово все же, что затопят это все, — говорит Евгений Семенович, а потом, взглянув на мое расстроенное лицо, добавляет: — Нам тут плавать нужно, а ты пока смотри на эту старину, запоминай. Будешь последним путешественником по этому подводному царству. Только швартоваться не забывай вовремя.

Капитан опять подтрунивает над моим «туристским» любопытством. Сейчас он начинает доказывать, что на Севере нет и никогда не было ни единого туриста.

— Не может не быть, — говорю я, — раз такая красотища вокруг.

Где ж вы, туристы, художники? Ведь скоро скроются под волнами нового, гладкого, как водяная пустыня, речного моря все эти темные мистические берега, бревенчатые срубы, поросшие травой тропки — бечевники, по которым, спотыкаясь, брели тяглецы, тянувшие по Шексне баржи…

Назавтра мы снова шлюзуемся без конца, разминаемся с плотами на поворотах узкой речушки, толчемся на мели. Мы с Митей снова «уродуемся» на концах. Здесь когда припрет работа, то даже не говорят «вкалывать», а употребляют более сильные синонимы: «сражаться» или «уродоваться». А мы, согласно Митиной любимой гиперболе, даже «уродуемся, как карлы».

И все же успеваем смотреть по сторонам. Вон прошли Горицы. У пристани белеют стены женского монастыря XVI века, куда ссылали всяких опальных аристократок и куда была сослана Ксения Годунова. Говорят, километрах в семи отсюда — Кирилло-Белозерский монастырь: через вон ту горушку Мауру монахи протоптали тропочку — из мужского в женский. Вот бы где попросить у «кэпа» стоянку. Но боюсь, ему сейчас не до памятников старины.

А вот и Белое озеро. Оно небольшое — всего сорок три километра в длину.

— Подумаешь, море, — с облегчением говорит Толя-боцман и, добродушно помаргивая, уступает мне штурвал.

— Ну не скажи… — возражает Толя-стармех, листая путеводитель и время от времени язвительно зачитывая вслух какой-нибудь, по его мнению, особенно интересный или особенно бездарный абзац (мыслящий человек наш стармех!). — В чужой руке все, как бы это сказать, привлекательней. Тут, между прочим, написано, что в Белом озере мелководье порождает крутую волну, и вы, наверное, еще помните, как одно мелководное море нас проучило… Так вот в Белом озере в один чудесный августовский день, всего сто тридцать лет назад, потерпело крушение шестьдесят два судна. После чего, наверное, и решили построить обводной канал вокруг Белого озера.

Обводной канал придает особое своеобразие Белозерску, потому что канал проходит прямо по городу. На старинном валу видна юбилейная надпись: «Белозерску 1100 лет». Однако город существовал еще и в VIII веке, когда купцы арабы вели с белозерцами оживленную торговлю. В XIII веке город стал центром княжества. Впоследствии он затих совсем; он и теперь очень неторопливый городок.