От Дуная до Лены

— Думаешь, красавиц? — Он оживляется. — Посмотрим.

— Там, знаете, красота какая, — рассказывает попутчица на палубе. — Когда здесь был Петр, он выпил бокал вина, взглянул на здешние зеленые холмы и говорит: «Краса и вино». Так и назвали — Красавино.

Э-э, знаем мы эти истории: если верить им, все северные названия только после Петра и появились.

Не знаю, как насчет вина, а красотища и впрямь в этом Красавине необыкновенная. Городок и комбинат раскинулись у склона холмов, поросших соснами. От комбината к реке и в гору расходятся улицы, застроенные деревянными и каменными домами. Цепочкой протянулись пруды; березы и сосны зыбко отражаются в воде. Тишина стоит над городком…

Льняное производство существует здесь больше столетия. Когда-то владел им купец Петр Люрс, потом — Яков Грибанов. К середине прошлого столетия здесь уже было одно из самых больших в России льноперерабатывающих предприятий — «Льнопрядильноткацкая фабрика товарищества и наследников Якова Грибанова и сыновей», пользовавшаяся известностью и в России, и за границей. Фабрика долгое время занималась обработкой полотна, раздавая работу крестьянкам окрестных деревень, которые пряли на дому. Теперь здесь большой современный комбинат, сильно изменившийся и выросший за последние годы. Современные быстроходные отечественные машины вытесняют мало-помалу отслужившие свой век добротные, но допотопные английские станки. Здесь делают чисто льняные полотна, без всяких примесей: серебристое мягкое полотно, которое становится еще мягче после стирки или стоит колом, когда его накрахмалишь, льняные скатерти, которые пользуются большим спросом у нас в стране (голубые, зеленые, красные — в сельских местностях, блеклые — бледно-желтые, лимонные, оранжевые — в городах), а также цветное и некрашеное полотенечное полотно, которое идет на экспорт.

Обо всем этом рассказывает нам добродушный директор комбината Петр Александрович Самойлов. Мы заходим в ткацкий цех. В глазах рябит от нежно-пестрых нитей и полотен. Лен окрашивается довольно слабо, и цвета здесь особые — блеклые и нежные. Рекой текут сверху цветные нити основы и шнуры от джакардной машины, где рождаются узоры.

Мы проходим с Саней по ряду станков. «Ого!» — говорит Саня. «А ты думал», — отзываюсь я, но, по правде говоря, я удивлен не меньше, чем он сам. Налево и направо за станками стоят красавицы. Самые настоящие русские красавицы. Вот одна — стройная, высокая, нежный овал лица, удивительной красоты быстрые руки: ее зовут Ира Яцино. Рядом Галя Воронина, тоненькая, высокая, темные глубокие глаза и смелый очерк лица. Вот еще одна — невысокая, легкая, у нее милое задумчивое лицо, спокойный умный взгляд — Тамара Шалагинова из-под Кирова. А вот совсем городская девчонка, с «бабеттой», в платочке. Только россыпь веснушек на веселом вздернутом носике выдает в Вале Петровой северянку. Так мы идем до конца ряда, и Саня не перестает прищелкивать языком, щелкать фотоаппаратом и припадать на колено, выражая крайнюю степень своего фоторепортерского восторга. Мы знакомимся с высокой тонколицей кировчанкой Галей Мусихиной, с царственно гордой и стройной Лидой Колпаковой, тоже из Кирова, с десятками других девчонок, достойных украсить кадры кинохроники, ленты художественного фильма, обложки иллюстрированных журналов, чаепития телевизионных «огоньков» или просто «украсить жизнь, а также составить счастье человека»… Впрочем, о последнем дальше, потому что это предмет особого разговора, а пока мы продолжали путешествие по комбинату и забрели в его художественный отдел, где наконец увидели мужчину. Герман Прокофьевич Зинин уже не один десяток лет работает на комбинате. В его отделе создают рисунки, которые потом лягут на изделие. Здесь же на основе рисунка создают патрон канвовой работы, где указаны все переплетения утка и основы. С патрона рисунок передается на висячий картон (они висят над машиной в цеху). Многократное повторение одного и того же рисунка дает узору ширину.