Ю. Лужков активно занялся строительством левоцентристского блока. Но дальнейшее продвижение мэра Москвы в левоцентристском направлении неизбежно должно было столкнуться с сопротивлением со стороны руководства КПРФ, которое само претендовало на контроль над этой частью политического спектра. В принципе, не возражая против соответствующего политического дрейфа Ю. Лужкова, лидеры КПРФ объективно не были заинтересованы в том, чтобы столичный мэр превратился в безраздельного лидера левого фланга российской политики. Именно этим обстоятельством, по-видимому, и объяснялась противоречивая реакция верхушки КПРФ на заявления Ю. Лужкова о необходимости формирования левоцентристской коалиции. Так, Г. Зюганов в целом позитивно расценил перспективы Ю. Лужкова как претендента на пост президента от левоцентристских сил, в то время как председатель Госдумы Г. Селезнев резко негативно отозвался о намерениях столичного мэра.
Скорее всего речь шла о том, что коммунисты и их союзники не прочь были создать некий альянс с Ю. Лужковым, но на их условиях. В то же время лидеры КПРФ опасались, что и подтвердил прошедший 31 октября очередной пленум ЦК КПРФ, что блок с Ю. Лужковым мог ослабить их влияние на леворадикально настроенный электорат компартии. Впрочем, по некоторым признакам, Г. Селезнев начал самостоятельную политическую игру, нацеленную на ослабление как Ю. Лужкова, так и Г. Зюганова. Наблюдатели отмечали, что активность председателя Госдумы в этом направлении получила полную поддержку и в администрации президента, а некоторые СМИ («Независимая газета») стали формировать образ Г. Селезнева как левого политика новой волны, способного привлечь на свою сторону молодежь, чего не удавалось ни Г. Зюганову, ни в меньшей мере Ю. Лужкову.
Логика будущей избирательной кампании заставляла Ю. Лужкова уходить от жесткой политической идентификации, поскольку в противном случае возникала опасность потерять на выборах либо левый, либо правый электорат. Отсюда столичный мэр вскоре после заявлений о своих левоцентристских намерениях вынужден был сказать о стремлении создать «партию российского центризма», подчеркнув удаленность от крайностей политического спектра, в том числе и от левой идеи. Однако укрепление позиций Е. Примакова в российской политике заставило Ю. Лужкова активизироваться и внести коррективы. Так, на съезде РСПП мэр Москвы высказался за предание суду инициаторов и создателей пирамиды ГКО. Неоднократно он говорил и о необходимости пересмотра итогов приватизации. По мнению наблюдателей, в этом смысле он порою стал выглядеть более радикальным политиком, чем даже Г. Зюганов.
Таким образом к середине осени 1998 года наметилось формирование двух персонифицированных центров консолидации элиты в лице Е. Примакова и Ю. Лужкова. Между этими политиками не было принципиальных разногласий по вопросам антикризисной стратегии. Видимо, не случайно мэр Москвы, выступая на съезде РСПП, заявил о том, что наконец «мы начали говорить на одном языке». Очевидно было, что на ведущие позиции в истеблишменте выходили те его группы, которые генетически в наибольшей степени были связаны со старой советской хозяйственной номенклатурой. Эта консолидация, несмотря на угрозу срыва в реальной избирательной кампании, к которой по большому счёту никто из потенциальных кандидатов осенью 1998 года не был готов, в стратегическом плане отвечала долгосрочным интересам элиты.
Только в случае прочной консолидации тогдашний истеблишмент мог провести предвыборную кампанию по заранее разработанному сценарию, как это было в 1996 году, с заранее расписанными ролями и минимизировать перспективу победы любого несистемного политика, например, А. Лебедя. На необходимость подобных действий, в частности, указывал и тот факт, что популярность красноярского губернатора в российском общественном мнении продолжала оставаться на достаточно высоком уровне, несмотря на очевидные неудачи его антикризисной политики в Красноярском крае.
Нельзя было не отметить также, что наметившаяся к середине осени 1998 года двухполюсная конфигурация российской элиты была неустойчивой.
Далеко не все группы и фракции определились со своим выбором. Многие предпочитали выжидать, понимая, что и Е. Примакову, и Ю. Лужкову еще предстоит реально противодействовать кризису как на федеральном, так и на московском уровне.
В стране имелись влиятельные политические силы, не заинтересованные оставаться в роли политических статистов при переходе страны в постельцинскую эпоху. Это отчетливо проявилось по мере дальнейшего развития событий.