Это были лишь первые признаки неизбежных конфликтов, когда правительство будет вынуждено приступить к реализации конкретных действий по борьбе с кризисом в обстановке неопределенности, обусловленной неясностью вопроса о том, какие властные структуры с формально-правовой стороны будут играть роль центра принятия решений.
Мрачные прогнозы экспертов начали сбываться уже к концу 1998 года.
Социально-экономическая ситуация в стране за период пребывания Е. Примакова во главе правительства продолжала стремительно ухудшаться. Средняя величина прожиточного минимума в России в течение этого периода росла в темпе 8—10 процентов в месяц, а численность населения с доходами ниже прожиточного минимума выросла до 35 процентов при безработице, охватившей свыше 12 процентов всего экономически активного населения страны. Наблюдался, невзирая на декларации главы кабинета о решимости искоренить это зло, рост общей суммы задолженности по социальным выплатам. К концу года она превышала 50 миллиардов рублей, в том числе 8 миллиардов рублей долга Минфина Пенсионному фонду, 17 миллиардов рублей долга по зарплате бюджетникам, 22 миллиарда рублей долга по детским пособиям.
Отечественные экономисты полагали, что даже при снижении размеров выплаты по долгам в два раза в случае их реструктуризации и в 1999 году сохранится глубоко депрессивная ситуация, которая будет оказывать крайне негативное влияние на политические и социальные процессы. Не следовало забывать и о том, что, стремясь получить новые кредиты на ‘Западе для уплаты старых долгов, правительство все глубже загоняло страну в долговую трясину.
Не имея возможностей и, главное, желания осуществить жесткий экономический выбор, премьер Е. Примаков фактически выбрал в качестве приоритета иную задачу — укрепления государства как ведущей силы, отстаивающей национальные интересы. С одной стороны, эффективная эксплуатация этой темы позволяла главе правительства рассчитывать на поддержку широких слоев населения, а с другой — создавать необходимые условия для приобретения мощных инструментов реальной власти.
Так, правительство Е. Примакова предприняло ряд действенных мер по установлению контроля над крупнейшим информационным ресурсом — общенациональным телеканалом ОРТ. Аналитики отмечали, что его предшественники — премьеры В. Черномырдин и С. Кириенко. — не имели рычагов влияния на телевидение. Е. Примаков собирался также установить плотный контроль и над крупнейшими монополиями с государственным участием, которые являлись основными «производителями» денег в российской экономике. Сосредоточение в руках премьера двух ключевых властных ресурсов — финансового и информационного — могло бы значительно укрепить его самостоятельность и открыть перед ним более широкий спектр возможностей для проведения независимой и инициативной политики.
Тогда многие эксперты обратили внимание на то, что время, отпущенное кабинету Е. Примакова на эксперименты, подходило к концу.
24 декабря во время встречи с руководителями ведущих телеканалов президент дезавуировал любые попытки кого бы то ни было, кроме него самого, установить контроль над СМИ, чем выбил из рук Е. Примакова и информационное оружие. Еще более неприятным для Е. Примакова сюрпризом стали предостережения от любых попыток ввести цензуру в СМИ, что было аллюзией на его замечания, сделанные во время его посещения ВГТРК 8 декабря, когда премьер попенял, что телевидение слабо освещает позитивные процессы в стране. Очевидно, тем самым президент фактически дал прямое задание этим каналам вести «огонь по штабам», компрометировать всех, кто не относился к президентской команде, в том числе, возможно, и правительство.
Одновременно структуры, контролируемые президентом и, в частности, Федеральная комиссия по ценным бумагам, вновь начали муссировать вопрос о необходимости ужесточения контроля над Центробанком, что говорило о намерении президента вывести из-под контроля премьера и «финансовое оружие».
Вероятно, президент и его окружение всерьез опасались, что в условиях дальнейшего ухудшения социально-экономической ситуации и кризиса попыток продолжения курса радикально-рыночных реформ Е. Примаков, которого, по мнению некоторых аналитиков, недолюбливал Вашингтон, мог попытаться разыграть карту перехода к мобилизационной модели развития, которая потребовала бы известной автаркизации экономики и переориентации России на сотрудничество со странами Востока.
Некоторые симптомы, указывавшие на возможность такого поворота, появились, по оценкам экспертов, в ноябре — декабре. Выступая в ноябре в Белгороде, Е. Примаков прозрачно намекнул на возможность введения жестких мер по наведению порядка в стране.