Солон притворился сумасшедшим, бросился на площадь с шапочкой на голове и, вскочив на камень, с которого говорили глашатаи, пропел стихотворение, в котором призывал к войне.
Народу стихи понравились — отменили закон и опять начали войну.
«Верхнему совету», или Ареопагу.
Анахарсис пояснил: «Как паутина, так и законы, когда попадаются слабые и бедные, их удержат, а сильные и богатые вырвутся».
Писистрат, изранив себя, приехал в повозке на площадь. «Меня хотят убить за мои политические убеждения! Дайте мне охрану!». Ему дали телохранителей, вооруженных дубинками. С их помощью Писистрат свергнул демократическое, но безоружное правительство.
Богатство и бедность, утверждал Ликург.
Первым делом — отказался от царской власти.
Вторым делом — отправился в Дельфы, чтобы попросить о помощи бога Аполлона.
Плутарх сообщает нам: «Законы Ликурга не были писаными… Всё, что, по его мнению, вполне необходимо и важно для счастья и нравственного совершенства граждан, должно войти в самые их нравы и образ жизни, чтобы остаться в них навсегда».
Перед отъездом Ликург взял со спартанцев клятвенное обещание, что они ничего не изменят в законах до тех пор, пока он не вернется из Дельф.
Ликург решил никогда не возвращаться, чтобы никогда не менялись установленные им законы.
Одним из самых распространенных культов в Спарте был культ Диоскуров, Кастора и Полидевка, братьев-близнецов. Спартанские цари считались их земными воплощениями.
Народ выражал свою волю криком. Фактически он мог лишь принимать или отвергать решения правительства.
Души убитых незримо блуждают среди родственников и среди других сограждан; они садятся им на шею и душат их, насылают на город чуму и другие несчастья до тех пор, пока убийство не будет отомщено и души убитых не найдут успокоения в могилах.
То были холостяки. Спартанские законы предписывали обязательно жениться и рожать как можно больше детей, желательно — побольше мальчиков, будущих воинов.
«Девушке приходится искать себе мужа, а замужняя женщина должна думать о том, как ей сохранить того мужчину, которого она уже имеет».
«Учись воровать так, чтобы тебя не могли поймать».
Пьяных илотов приводили в дома молодежи, чтобы показать, до какого скотского состояния людей доводит пьянство.
Полистратид ответил: «Если мое поручение будет удачно — от имени государства, если нет — по частному делу».
«О тебе, мой сын, пошла дурная слава. Смой ее или умри».
В пятом веке до Рождества Христова
Историк Плутарх описывает сцену: Аристид так и спросил крестьянина: «А разве Аристид тебя чем-нибудь обидел?»
Крестьянин ответил: «Нет, я даже не знаю этого человека. Но мне надоело слышать на каждому шагу: Справедливый да Справедливый!»
Аристид написал свое имя и вернул черепок.
Неокл указал Фемистоклу на старые боевые корабли, гнившие на берегу моря, и сказал: «Подобным образом и народ относится к государственным деятелям, когда они оказываются бесполезными».
По спартанскому обычаю отборный отряд, своего рода «спецназ», состоял именно из трехсот опытнейших и знатнейших воинов.
Аполлон устами пифии изрек следующее пророчество: или Спарта будет разрушена варварами, или царь погибнет.
В храме Афины на Акрополе жила змея, посвященная богине. А тут она вдруг исчезла.
Первая женщина олицетворяла покорную деспотии Азию. Вторая — свободолюбивую, демократическую Европу.
Чтобы, «исполняя сразу множество дел, получить репутацию человека великого и чрезвычайно сильного».
Сын Фемистокла. Ибо, объяснял Фемистокл, эллинами руководят афиняне, афинянами — Фемистокл, Фемистоклом — его жена, а женой — их сын.
Держа маленького сына Адмета, Фемистокл припал к домашнему очагу, «потому что молоссы считают такое моление самым действенным, — почти единственным, которого нельзя отвергнуть», — разъясняет Плутарх.
Орел поймал черепаху. Ему надо было расколоть ее панцирь о камень. Орел бросил черепаху с большой высоты, но то, что он принял за камень, оказалось лысиной Эсхила.
Орел — птица Зевса. Следовательно, сам Громовержец выделил Эсхила из сонма смертных!
Историк Плутарх свидетельствует: «Идя к ораторской трибуне, Перикл молил богов, чтобы у него против воли не вырвалось ни единого слова, не подходящего к данному делу».
Перикл велел слуге взять светильник и проводить этого человека до самого его дома.
Перикл набросил плащ на голову кормчему и спросил: неужели это сулит какое-нибудь несчастье? Моряк ответил: нет. Тогда Перикл сказал: то же явление мы наблюдаем на небе, только предмет, закрывший солнце, больше моего плаща.