От глупости и смерти

Этим человеком был не Иисус из Назарета, но, возможно, прокаженный Симон[65]. Точно не Чингиз Хан, но, может быть, простой воин из его орды. Не Аристотель, но один из тех, кто внимал Сократу на агоре. Не колченогий, который изобрел колесо, и не тот, кто первым стал раскрашивать синей краской не себя, а стены пещеры, но кто-то, кто находился неподалеку. Не Ричард Львиное Сердце, не Рембрандт, не Ришелье, не Распутин, не Роберт Фултон[66] и не Махди[67]. Просто человек с искрой внутри.

10

Однажды, в самом начале, Дайра пришел к этому человеку. Искра уже жила в нем, но ее свет нужно было превратить в энергию. Поэтому Дайра отправился к человеку и сделал всё, что требуется, прежде чем Безумец узнал об этом. Когда Безумец обнаружил, что Дайра (Змей), приближался к Человеку, Дайра быстро нашел правдоподобное объяснение. Это объяснение стало легендой, которая дошла до нас, как история Фауста.

11

Правда или вымысел?

Вот как искра стала энергией.

На сороковой год своего пятисотого воплощения Человек, даже не подозревающий о своей роли в истории этого мира, тащился под палящим солнцем по ужасной пустыне.

Он был бербером и никогда не задумывался о природе тени. Тень дарила прохладу и спасала от солнца – вот и всё, что его интересовало. Но эта тень была другой. Она спустилась по барханам, как египетский хамсин, как песчаная буря, как африканский харматан. Все эти ветры были ему знакомы в предыдущих жизнях, о которых он позабыл. Тень налетела на него, словно сирокко, оглушила, вырвала воздух из его легких. Человек упал, и тень потащила его сквозь пески – все глубже и глубже, к центру Матери-Земли.

Земля была живой. Она была покрыта деревьями, и реками, и скалами, полными глубоких каменных мыслей. Земля дышала, чувствовала, мечтала, рождала, смеялась и размышляла обо всем на свете тысячи лет – огромное живое существо в океане космоса.

«Какое чудо», – подумал Человек. Прежде он не понимал, что Земля – его мать, не знал, что она живет своей жизнью, отдельной от людей, хотя и тесно связанной с ними. У матерей есть и своя жизнь.

Дайра (он же Змей, он же Тень) снес Человека вниз, где горящая внутри него искра стала энергией, и Человек слился с Землей. Его плоть растаяла и влилась в прохладную почву. Его глаза засветились тем огнем, который мерцает в самых темных уголках планеты, и он узрел, как мать заботится о своих детях: червях, корнях растений, реках, которые низвергаются водопадами со скал, и коре деревьев. Мать-Земля еще раз прижала его к своей груди, и он постиг радость ее жизни.

«Запомни это», – сказал ему Дайра.

«Какое чудо», – подумал Человек…и снова очутился в песках пустыни, совсем забыв, как он спал на груди у своей истинной матери, как любил ее и наслаждался ее близостью.

12

Натан Стэк и тень устроили привал в небольшой пещере у подножия горы: неглубокой, но расположенной под таким углом, что ядовитая пыль не могла проникнуть туда. Они положили на пол греющий камень, и в пещере стало тепло. Тень удобно устроилась в сумраке, закрыла свой единственный глаз и отправила свой охотничий инстинкт поискать еды. Ветер скоро принес крик добычи. После того как Стэк поел и пришел в относительно благостное расположение духа, он заговорил с тенью.

– Долго я там…спал?

– Четверть миллиона лет, – прошелестела тень.

Стэк не знал, что ответить. Такой срок был неподвластен пониманию. Тень, казалось, поняла его без слов.

– Для нашего мира это совсем немного.

Натан Стэк был человеком, способным в случае чего на ус- тупки.

– Наверно, я здорово устал, – улыбнувшись, сказал он.

Тень не ответила.

– Я не очень понимаю, что происходит. По правде сказать, это до чертиков пугает: умереть и проснуться вот так.

– Ты не умер. Тебя просто забрали и поместили туда. Потом ты всё поймешь, обещаю.

– Забрали? Кто?

– Я. Когда подошло время, я нашел тебя и отнес тебя туда, вниз.

– Это все еще я, Натан Стэк?

– Если тебе этого хочется.

– Но я – это я?

– Ты всегда был собой. У тебя было много имен, много тел. Но искра всегда жила в тебе.

Стэк хотел было что-то сказать, и тень добавила:

– Ты всегда был на пути к самому себе.

– Но кто я, черт возьми? Я все еще Натан Стэк?

– Если тебе этого хочется.

– Слушай, ты и сам, похоже, не очень-то в этом уверен. Ты пришел за мной… в смысле, я проснулся, а рядом ты. Кому, как не тебе, знать, как меня зовут?

– Ты прожил много жизней, и у тебя было много имен. Натан Стэк – это всего лишь то имя, которое ты помнишь. Когда я впервые пришел к тебе, тебя звали совсем не так.

Стэк боялся ответа, но все же спросил:

– Как же меня тогда звали?

– Иш-Лилит, муж Лилит. Ты помнишь ее?

Стэк попытался вспомнить, но это было столь же невыполнимо, как и объять разумом сон длиной в четверть миллиона лет.

– Не помню. Но были ведь и другие женщины?

– У тебя было много женщин – тех, кто пришел на смену Лилит.

– Ничего не помню.

– Ее имя не так важно. Но когда Безумец отнял у тебя Лилит и дал тебе другую жену, я понял, чем все кончится. Я понял, что грядет Птица Смерти.

– Не хочу показаться дураком, но я понятия не имею, о чем ты толкуешь.