От греха подальше

Когда они вернулись в дом, Нелва, переодетая в джинсы и фирменную майку Техасского политехнического, уже колдовала возле плиты с булькающими кастрюлями.

— Надеюсь, вы не против, если мы пока пообедаем тем, что у меня осталось, — сказала она. — Здесь несколько ростбифов и рис с подливой.

— Пахнет замечательно, — искренне восхитился Роун. Настоящие домашние блюда. Он уже сто лет не пробовал домашней кухни, не считая того куриного супа, которым в день приезда к Амосу угостила его Виктория.

Больше всего на свете он любил женщин и хорошую еду, но сам от них отказался. Случайно? Или намеренно? От чего он еще отказался в последние три года?

— Чем мы можем тебе помочь? — спросила Виктория.

— Вы можете сесть за стол, — сказала Нелва. — И положить лед в стаканы для чая.

— Я могу наколоть лед, — предложил Роун.

Виктория посмотрела на него, удивленая его неожиданно пробудившимся желанием внести лепту в создание домашнего уюта. Ну что ж, он, как любой нормальный парень, может вести себя вполне воспитанно, когда, разумеется, захочет. И почему-то ему сейчас действительно этого хотелось.

Обед был превосходный, и Нелва была просто прелесть, хотя Роун не мог припомнить, чтобы когда-либо видел мать и дочь так мало похожих друг на друга как внешне, так и по характерам. Нелва любила поговорить, Виктория же сдержанно молчала. Кроме того, у Нелвы была привычка — разговаривая, прикасаться к собеседнику, — и она все время тянулась рукой через стол, чтобы дотронуться до дочери. Она даже пару раз коснулась и руки Роуна.

Нелва поинтересовалась здоровьем Амоса, а затем стала расспрашивать их о поездке. Когда Виктория промямлила что-то вроде: «Да, мы видели один небольшой смерч, в общем, так себе, ничего особенного», Нелва повернулась к Роуну.

— Может, он действительно был «так себе» для уважаемого Метеоролога, — громким театральным шепотом проговорила она, кивая на дочь, — но вас-то он наверняка заставил поволноваться. Вы впервые видели торнадо?

— Да, впервые. Это было впечатляюще. — «Может, даже слишком», — мелькнуло в сознании Роуна, но он тут же громко сказал: — Будет интересно посмотреть фильм, который я снял. Вообще-то… У вас есть видеомагнитофон?

— Конечно. Прекрасная идея. Виктория никогда не дает мне смотреть ее видеозаписи.

Виктория отрицательно качала головой, глядя на Роуна, пока наконец он не понял, что сморозил глупость. Боже праведный, какой же он бесчувственный болван! Предлагать Нелве посмотреть фильм о торнадо, зная, что ее муж погиб во время этой стихии, было не просто бестактностью.

— М-м… Может, не сейчас? — спросил он.

— Я считаю, что его вообще не стоит смотреть, — одновременно с ним заговорила Виктория. Оба вдруг замолчали и смущенно посмотрели друг на друга.

— Что это с вами? — поинтересовалась Нелва. Затем она подмигнула и сказала: — Не рассказывайте мне сказки о том, что у вас пленка засвечена и только местами можно разглядеть кадры бушующей стихии — да и то с трудом. Вы просто боитесь провалиться перед публикой, не так ли?

— Мама! Это даже не… я хочу сказать… я никогда…

— Ой, только не волнуйся. — Нелва шлепнула Викторию по руке. — Правду говоря, девочка не унаследовала моего чувства юмора. — Затем она вдруг стала серьезной, вновь обратившись к Виктории. — Ты думаешь, что я не знаю, почему ты никогда не показываешь мне свои съемки торнадо? Виктория, девочка моя, твой отец погиб восемнадцать лет назад. Конечно, его убил торнадо. Но если бы я проливала слезы каждый раз, когда случается гроза, я была бы самой грустной женщиной в нашем городке. Поверь мне, фильм о торнадо вовсе не ввергнет меня в пучину меланхолии. Один торнадо виноват в смерти твоего отца, но я же не могу винить в этом все остальные. И ты тоже, так ведь?

— Разумеется, нет. Ты совершенно права, мама, — согласилась Виктория, — но иногда я об этом забываю. — Ее взгляд на долю секунды встретился со взглядом Роуна, и он понял, что она вспомнила о том страшном чувстве беспомощности, которое охватило ее, когда они попали в зону действия торнадо.

— Ну давай же, Виктория, — настаивала Нелва, — иди за кассетами. Я хочу посмотреть фильм.

В конце концов Виктория уступила, и Роун принес из фургона обе видеокассеты. Он смотрел фильм, сидя на диване между Викторией и ее матерью. Виктория хотела остановить ленту до того, как они начали спорить, но Роун не позволил. Пусть эта сцена навсегда запечатлеется у него в мозгу — на тот случай, если он когда-либо попытается о ней забыть, — с тем чтобы он ни разу в жизни вновь не совершил таких поступков, как это бездумное ничтожество на видеопленке.

Только в тот момент, когда Виктория на экране подошла вплотную к его камере, отчаянно ругаясь, Роун остановил кассету.

— Боже мой, Виктория, а я и не знала, что ты можешь так ругаться, — сказала Нелва.

Лицо Виктории залила краска смущения.

— Я и сама не знала. Даже не помню, как все это говорила.

— Поверьте, для этого были основания, — заявил Роун, с острым ощущением неловкости вновь переживая эту сцену. Но он уже извинился, по меньшей мере дважды, а на большее он не был способен.

Нелва рассмеялась.