ОТ ГРОЗЫ К БУРЕ

– Может, хоть ему дозволишь остаться? - кивнул Маньяк на Вячеслава. - Ежели что, так он хоть… - Он, не договорив, выразительно покосился на меч воеводы.

– Славка все равно не сможет, - быстро перебил князь друга, уже открывшего было рот в праведном негодовании.

Наступило молчание. Ведьмак явно трусил, то и дело вытирая выступавший на лбу пот своей войлочной шапчонкой. Изо всех троих только он мог, хотя и с трудом, представить себе ужасную картину того, что должно было случиться. Остальные просто смотрели на князя: Минька с каким-то детским простодушным восторгом, совершенно ничего не представляя, но считая, что именно так и надо поступать, а Вячеслав… Трудно сказать, что он думал. Лицо его оставалось бесстрастным, и только заходившие на скулах желваки давали понять, что на самом деле воевода далеко не так спокоен, как это может казаться.

Константин же смотрел даже не на них, а куда-то вдаль, поверх их голов, будто разглядывал что-то, видимое лишь ему одному.

– А может, я и впрямь останусь, - нерешительно предложил Вячеслав. - Не затем, конечно, чтобы ну… того, но вдруг я действительно помочь тебе сумею.

– И нас заодно предупредил бы, когда час настанет от тебя разбегаться, - жалобным тоном добавил ведьмак, в очередной раз вытирая шапчонкой обильный пот на лысине.

– Не надо. Ты свой бой уже выиграл, Слава. И не один, - спокойно ответил Константин. - Теперь мой черед. А разбегаться никому не придется, - обратился он к Маньяку. - Если я и не одолею, то ему все равно не победить. Всего себя сожгу без остатка, но ему не достанусь.

– Вспомни, что Васса сказывала, - возразил было ведьмак. - Вспомни и помысли - не потому ли она тебе про другую дорожку поведала, что от ентих глупостей остеречь хотела?

– Может, и так, - согласился Константин. - А может, и не совсем. Я сейчас, пока ребятам рассказывал, про другие ее слова вспомнил. О рассвете, который за сумерками приходит.

– Или ночь, - заметил Маньяк.

– Или ночь, - эхом откликнулся князь. - Но это мы еще поглядим, - зло пообещал он кому-то невидимому. - К тому же лучше пусть ночь, чем жить в вечных сумерках. Знаешь, как один великий царь развязал сложный узел? Рубанул его мечом, и вся недолга.

– То узел, а то Хлад, - не унимался ведьмак. - Попробовал бы он тут рубануть, а я бы на него посмотрел. И супротив кого ты меч собираешься обнажать?

– А я голыми руками.

И в этот самый миг из глухой темноты донесся стон Николки. Прозвучал он так отчетливо, будто спецназовец находился совсем рядом.

– Подтверждает, - заметил Константин. - Ну, все. Идите.

– А попрощаться, - заикнулся было ведьмак, но тут же получил увесистый тычок в бок от стоящего рядом воеводы.

– Русские князья так просто не помирают, - почти ласково пояснил Вячеслав и, приняв командование на себя, распорядился: - Всем кру-у-у-гом! К раненому шаго-ом марш!

И столько властной уверенности прозвучало в этом голосе, что оба его спутника послушно развернулись и направились к Николке. Вячеслав, уходивший последним, обернулся, внимательно посмотрел на друга и удовлетворенно кивнул:

– Удачи тебе. Хотя сдается мне, что б ни случилось, а свое сражение ты уже выиграл… Рюрикович.

– Пока еще нет, - вздохнул Константин, не поняв друга.

– С самим собой, - пояснил тот.

– А Хлад?

– Себя одолеть тяжелее всего, - улыбнулся ободряюще воевода.

Дождавшись, пока друг скроется в непроглядной темноте, Константин неторопливо улегся на мягкую, пружинящую, как тугой матрац, сосновую хвою.

Вот и все. Свой выбор он сделал. На этот раз окончательный. Что-то изменить было уже нельзя, и оставалось только одно - принять бой.

«Если бы еще и знать, чем и с кем драться, то совсем хорошо было бы», - подумал Константин и устало закрыл воспаленные глаза.

Сон пришел почти сразу, тягучий и черный, как расплавленная смола. Дверь в неведомое была совсем рядом - рукой можно коснуться. Давление на княжескую спину неумолимо нарастало с каждым мгновением, тяжелое и неумолимое, как надгробная гранитная плита. Сил для сопротивления практически не оставалось. Секунда-другая, и все. Кто-то жадный и невидимый с хрустом вгрызался ему в загривок, вожделенно всасывая в себя всю его энергию.

Запоздалое сожаление, что напрасно он решился на это противостояние, пришло к нему, еще больше ослабляя волю, но он тут же отогнал его прочь. Что сделано, то сделано, и сейчас оставалось только драться.

«Врешь, упырь поганый! - подумал он с какой-то бесшабашной веселостью. - Мне теперь терять уже нечего!» - и повернулся лицом к неведомому страшилищу.

Ослепительная чернота злобно вспыхнула перед глазами и ожгла их непереносимо ярким мраком… Константин еще успел подумать, что так не бывает, что мрак не может, не должен сверкать, но тут же воочию убедился в правоте выражения: «Непроглядная ночь ослепила его». Он действительно ничего не видел. Даже темноты. Перед ним что-то было, равно как и вокруг него, но что?!