От и До. Книга 3. Свидетельства бывших атеистов

И зло для них — это категория не абсолютная. Зло — это то, как мы это понимаем, а для них это не зло. Это, например, необходимость. В частности, в «Сатанинской библии» известного основателя церкви сатаны, написано, что дьявол поощряет нарушение всех десяти Заповедей просто в силу того, что это естественно.

То есть, зло — это абстрактная величина. Если для кого-то это зло, то для кого-то это добро. В частности, Заповедь «не прелюбодействуй» воспринимается просто как проявление неких естественных начал человека. Запрещение этого видится неким зашориванием, ограничением свободы.

То есть, оправдание находится всему, в том числе и злу. И зло воспринимается просто как чья-то оценка, но не как зло само по себе. И потом мы с этими же людьми, с этим же человеком, который меня привел в сатанизм, пришли к выводу, что сатанизм — это просто некий антипод Богу. Что это просто такая оппозиция Богу. Что это, в общем-то, такие «внутрииудейские разборки».

То есть, есть «иудейский» Бог Христос, Иегова. А есть дьявол, который Ему противостоит. Но мы же не евреи, мы же не иудеи. Зачем нам вот этот вот еврейский эгрегор. Мы же славяне, а значит, у нас есть свое. Зачем нам эти еврейские слова, еврейская система и «еврейские разборки» эти? Ведь у нас же свои русские, славянские Перун, Сварог, и прочие. И как-то органично я перетек из сатанизма в язычество.

Потом, конечно, я пойму, что разница-то небольшая. Но тогда для меня это было целым откровением. То есть, я не просто приходил к отрицанию какого-то добра, не просто к оппозиции христианству, я приходил к миру, который каким-то образом имеет отношение к реальности. То есть, это был некий мостик между миром грез, колдунов из Средневековых сказок о ведьмах и нашей обычной русской деревней.

То есть, ну зачем далеко ходить? Вот же бабушки, вот же дедушки, прабабушки и прадедушки, которые вполне себе были язычниками. Ну, прапрапрадедушки, которые были там тысячу лет назад. И соответственно, это очень вдохновляло. Мы — русские, у нас русские боги. Вот они евреи и у них там что-то еврейское соответственно.

И таким образом, я начал интересоваться этнографией, историей славян. Искать было достаточно сложно, потому что в пятнадцать лет читать серьезные труды каких-то историков, этнографов было просто неинтересно, да и сложно. Поэтому моим вниманием завладели достаточно популярные книжки как грибы начавших тогда распространяться неоязыческих организаций.

И постепенно начал их читать, эти труды. Там у них самый главный волхв, основатель этого движения, да и вообще, человек, которого небезосновательно называют патриархом русского равноверия, это Илья Черкасов, известный в неоязыческих кругах как «волхв Велеслав».

Это человек, который увлекался всевозможной мистикой. В интернете полно фотографий, где он сидит со всякими индуистскими тилаками на лбу, с трезубцами, исповедуя всяческие тантрические индуистские культы левой руки. Человек очень интересный и действительно философ, не без этого, и лидер общины родолюбия.

Я купил книгу и постепенно-постепенно стал входить в практический мир неоязычества, участвовать в каких-то годовых праздниках. Это осенне-весеннее равноденствие, летнее и зимнее солнцестояние. И постепенно-постепенно начал проникать в некую поэтику язычества.

Дело в том, что язычество крайне тесно связано с природой и природными циклами. И в этом тоже видится некая апологетика язычества. Потому что природа — это всегда красиво, это что-то натуральное, естественное такое, к чему человек стремится постоянно.

Верят ли по-настоящему язычники в своих божков. Я задавал этот вопрос самому Илье Черкасову («волхву Велеславу»), и говорил ему: «вот я читаю твои опусы в Живом журнале. Они даже к язычеству мало отношения имеют». И многие язычники сейчас уже уходят, потому что его понесло куда-то в жестокий гносис, во что-то тотальное тантрическое «что-то», которое и к язычеству мало отношения имеет, к славянскому. Это что-то из индийской такой черной практики какой-то.

Я его спрашиваю:

— Слушай, ты сам пишешь, что боги — это какие-то элементы сознания. Ты не веришь в духов, в богов, которые присутствуют здесь и сейчас. Которые являют собой силы природы там, и так далее. То, во что верили наши предки.

Он говорит:

— Слушай, я сам не знаю, во что я конкретно верю, в том смысле, что мне неважно, кто такие эти боги. Важно то, как мы к ним относимся. Кем мы их считаем. А есть они или их нет, это неважно.

То есть, есть человек, который вписан в этот мир, с ним как-то взаимодействует. И он богами, в принципе, может считать что угодно. И силы этого мира, и свои собственные психические какие-то силы. Понимание язычества даже среди язычников настолько разнообразное, что я вот потом уже, в конце собственного пути, пришел к такому умозаключению: сколько язычников, столько и язычеств. То есть, язычеств очень много, и у каждого оно свое.