— Больше радости, — говорит Джоанна. — Больше… больше любви, представь себе. Больше… даже и не знаю… ощущения, что тебе не все равно…
На глаза у нее наворачиваются слезы — немного, и она злится на себя, что плачет, я это вижу. Но слезы есть.
— Что вы чувствуете? — спрашиваю я.
— Господи, сама не знаю! — восклицает она. — Я почти никогда не знаю, что я чувствую.
— Но сейчас, — не сдаюсь я. — Что вы чувствуете прямо сейчас?
— Просто… Мне все это время было так одиноко, что хоть волком вой! Солнышко, нам обоим было так одиноко!
Надо отдать Рику должное: сейчас, сидя рядом со сломленной женой, он на миг перестает думать о себе и раскрывает сердце. Тянется к ней, берет ее за руки, стиснутые на коленях.
— Ты верно говоришь, — произносит он тихо и нежно. — Между нами была прямо настоящая пустыня.
Он не сводит глаз с Джоанны.
— Хотите все исправить? — спрашиваю я.
— Еще бы! — резко отвечает он, потом берет себя в руки. Смотрит в мокрое от слез лицо Джоанны. — Да, — говорит он тихо, глядя в глаза жене. — Да, хочу.
— Вообще все, Рик, не только секс, — уточняю я.
— Вообще все, — повторяет он. — Конечно.
Продолжая держать ее за стиснутые руки, он смотрит на меня. Тут меня осеняет, что он совершенно ничего не знает. Не представляет себе, как к этому относиться и что положено делать.
— С чего начать?
— Это самое мудрое, что я от вас слышал, — отвечаю я. Показываю на их руки, сцепленные крепко-накрепко. — Вот с этого и начните. Если бы эти руки могли говорить, что бы они сказали?
Рик несколько секунд смотрит на жену:
— Я правда тебя хочу. Не только секса. Я тебя хочу, Джоанна. Когда-то нам было весело, помнишь?
Она кивает, но ничего не говорит. Но когда Рик осторожно убирает руки, она хватает их и притягивает его обратно.
— Хорошо, — говорю я, глядя, как они смотрят друг на друга, держась за руки. — Начало положено. * * *
Да, вы не можете прямо контролировать партнера, зато, как узнал Рик, можете влиять на свое взаимодействие с партнером, изменив собственное поведение. Это и называется
Какой же фактор определяет, сумеем мы сохранить мудрость или очертя голову рухнем в спонтанные реакции? Современные исследования ясно показывают, что это определяется субъективным ощущением безопасности или ее отсутствия [1]. Помните, где-то глубоко внутри ваша автономная нервная система сканирует организм и спрашивает: «Я в безопасности? Я в безопасности? Я в безопасности? Я в безопасности?» четыре раза в секунду. Ответ на этот вопрос и определяет, какая часть вашего мозга и нервной системы активируется — та, которой мы пользуемся ежедневно, или та, к которой прибегаем в крайнем случае. Беда в том, что крайний случай одного партнера вполне может не вызвать никакой особенной тревоги у другого. Опасность в глазах смотрящего, точнее, в теле партнера. Тигры на нас в последнее время нападают редко. Но оскорбление, каменная стена, недоброе слово — этого может хватить, чтобы сказать вашему телу, что оно не в безопасности.
Я не верю, что партнеры способны создать друг для друга такое комфортное пространство, где будет всегда совершенно безопасно. Отношения в принципе опасны — до определенной степени. Иначе в них не было бы места для искренности и открытости. Что храброго в прыжке, если заранее знаешь, что тебя поймают? Все мы смертны, как я напоминаю клиентам. Жизнь полна риска. Если хочешь быть в полной безопасности, не вылезай из постели по утрам.
Думаю, когда терапевты побуждают партнеров всегда быть друг для друга тихой гаванью, это большая ошибка. Как будто мы, люди, можем обещать такое друг другу! Разумеется, мы все этого жаждем. Все мы жаждем, чтобы нас идеально встречали, идеально принимали, идеально понимали. В глубине души все мы жаждем, чтобы некий непогрешимый бог или богиня были для нас совершенными, полностью удовлетворяли наши потребности и никогда не подводили. Однако именно столкновение наших несовершенств и то, как мы управляемся с этим столкновением, и составляет самую суть, самое нутро близости. «Между идеей и повседневностью… падает Тень», — пишет Т. С. Элиот в «Полых людях» (