От июня до июля

На кухне уже суетились подсобные рабочие и повара. У штаба отряда стоял часовой с винтовкой. Орлинская, набрав ведро холодной колодезной воды, умы­валась за кустиками возле медпункта, умудряясь сама себе поливать. Тут же, во дворе, кипел самовар.

- Доброе утро, - поздоровалась Дина. - Давайте я вам полью.

- Полей, милая. Я уж помоюсь получше, - с радостью согласилась Орлинская. Быстро глянув по сторонам, - а вокруг никого и не было, - моментом сбросила кофточку, лифчик и осталась по пояс голая.

- Лей мне сюда и сюда, и вот на спинку тоже, - негромко командовала Орлин­ская. - Ах, как хорошо!

И, негромко посмеиваясь от удовольствия, она быстро намыливалась. Дина с изумлением глядела на Орлинскую. До сей минуты доктор Орлинская в ее мнении значилась ну если не как старуха, то как женщина весьма солидного, близкого к преклонному, возраста. А тут Дина увидела пышную, еще крепкую грудь цвету­щей женщины и восхитилась ее женственностью.

- Поливай, поливай, - командовала Орлинская. - Вот сюда, сюда теперь, еще! Хватит!

И тотчас энергично растерлась полотенцем и оделась.

- Теперь я тебе! Раздевайся!

Поддаваясь ее утренней, заразительной бодрости, Дина тотчас обнажилась по пояс и чуть не обомлела от ведра холодной воды, вылитой на нее Орлинской.

- Ах, хорошо! - радовалась за нее Орлинская. - Намыливайся, быстренько! - посмеиваясь, командовала она. - Ах, какая ты конфетка, аппетитная девочка! - нахваливала Орлинская Дину, поливая колодезной водой.

Окончив утренний туалет, они занесли в медпункт самовар, и Орлинская при­нялась потчевать Дину чаем. Чаем, собственно, назывался кипяток, настоянный на плодах шиповника и лесных травах.

- Ну, говори, слушаю, - приказала Орлинская, отхлебнув с полчашки аромат­ного напитка.

- Я про Софу. Она беременна.

- Ничего не говори, все знаю, - тотчас перебила ее Орлинская. - Все знаю. Аборты запрещены. Категорически. Разрешено только по медицинским показани­ям. Например, больным туберкулезом. А Софа, слава Богу, здорова. Пусть рожает.

- Кто может нарушить приказ?

- Никто. Я, во всяком случае, на себя такое не возьму. Даже из уважения к ее покойным родителям. Приказ Центра, а соглядатаев тут много. Сразу доложат. И в партком, и в особый отдел. Вот если Зорин прикажет. Посчитает необходимым. Иди к Зорину. Только я сомневаюсь.

Дина пошла в штаб.

- Ты золото-валюту сдала? - спросил Зорин, едва увидев Дину. По отрядам опять разошелся приказ о сборе средств в фонд обороны.

- Еще зимой. Теперь я не богаче церковной мыши, - ответила Дина. Тогда она сдала три своих девичьих перстенечка, которые держала в узелке с бельем, и ку- лончик на цепочке - его носила на груди.

- Что надо? - бесцеремонно спросил Зорин.

- Прошу вас, разрешите Софе сделать аборт.

- А за Софой еще двадцати пяти красавицам. Да? - с раздражением бросил Зорин. - А потом мне идти под суд за невыполнение приказа Центра, а вам опять на печи с кавалерами забавляться, так что ли?

- А вы знаете, что она уже один раз потеряла ребенка? Вы знаете, что такое женщине жить в лесу, в шалаше, зимой, да еще беременной! А знаете, как ро­жать - по-волчьи, в норах, называемых землянками. На холоде. А потом видеть, как умирает твой ребенок от голода из-за того, что в материнской груди нет мо­лока! Потому что мать сама неделями не ест ничего, кроме супа из еловой хвои! Вы представляете, на что вы обрекаете будущего ребенка и его мать? А каково ей будет, если и второй ребенок погибнет, - она ж с ума сойдет! Вы это понимае­те?! - кричала Дина, в секунду вдруг потеряв выдержку и уважительный тон к начальству.

- Знаю, - хмуро ответил, садясь на лавку, Зорин. - Я две зимы живу в лесу и все знаю. Но разрешения на аборт не дам - и точка. Не для того издают по пар­тизанским отрядам приказы, чтоб их налево и направо нарушать. В отряде и так дисциплина - ни к черту. И если я еще пойду на самовольство, то все превратится в хаос, в неуправляемый бедлам.

В дом вошел ординарец Зорина Костя Финерсон.

- Товарищ командир! - с порога принялся он докладывать. Говорил зло и раз­драженно. - Соня Миндель, несмотря на ваш приказ, не сдала котелок. Когда я хотел у нее вырвать, устроила крик, обозвала меня экспроприатором и немцем. Разрешите, я ее убью.

Зорин с полминуты смотрел на ординарца. И вдруг дико заорал:

- Я сам ее убью, суку этакую! - И, грохнув кулаком о стол, выбежал из дома. Финерсон за ним. Дина - за Финерсоном.