От Калуги до Берлина

В один из таких дней меня с Павлом Ильичом отправили в штаб армии. Не думайте, что мы поехали верхом на лошадях. Тогда наши лошади находились в стойлах. Им тоже пришлось не сладко. Они настолько были обессилены, что если ложились, то не могли встать. Бедных животных приходилось поднимать самим. К тому же их было всего три. А когда совсем не стало корма, пришлось одну лошадь заколоть. В дорогу собрались с вечера. Решили выйти пораньше, по холодку, пока снег не начнёт таять и не появится вода на дороге. Хотя утро было морозное, но под ногами проваливался снежный наст. Мы видели, как речки на низинах заполнены водой. В некоторых местах казалось, что можно пройти, но иногда мы проваливались по пояс в ледяную воду. В первый день, погружаясь в ледяную кашу, смогли пройти двадцать километров. Наконец мы дошли до какой-то деревни и решили там переночевать. Сил не было дальше идти, промокли до костей. Остановились у одинокой женщины. Дома у неё было холодно, печка не затоплена. Мы были настолько усталые, что не смогли бы даже выдернуть нитку с иголки. Но как тут одинокой женщине не поможешь. Поставили свои вещмешки, сняли шинели и пошли пилить дрова. Пила не наточенная, ржавая. Делать нечего! Нарубили ей дров, недели на две хватит. Хозяйка поблагодарила нас, натолкала в печь дрова и разожгла огонь. Мы с Павлом сели напротив огня и стали сушить насквозь промокшую одежду. Мучил голод, а у нас кроме нескольких сухариков и пятидесяти граммов сухой колбасы ничего нет. И эта норма рассчитана на завтрашний день. На обратную дорогу продукты мы должны были взять в штабе армии. Хозяйка дома понимала наше состояние. В угли она положила несколько картофелин.

– Вы уж меня простите! Угостить вас нечем, – сказала женщина, протирая слёзы. – Сами видите, проклятый немец всё отобрал, что не мог унести, сжёг.

Она положила перед нами по две картошки, от которых поднимались тонкие струйки пара. Мы были бесконечно рады этому. Разрезали кусок колбасы, сухариков на всех поровну поделили, не забыли и про хозяйку. Её счастью не было конца. Рано утром мы снова тронулись в путь. По дороге нам встретился старик. По всему было видно, что он хорошо знает эти места. Его и стали расспрашивать, как нам двигаться дальше.

– Ох уж эта весенняя дорожка! Сможете ли дойти до Сухиничи в такое время? – тяжело вздохнул дед. – Проклятая война, ничего не поделаешь! Через реку Неплоть, наверное, моста уже нет. А вода вышла из берегов, воды в этом году много. Вам надо пройти через железную дорогу. Даже если взорван мост, там пройти можно. Нелегко будет одолеть этот путь. На дамбе железной дороги давно снега нет, идите по ней. А там рукой подать до вашего места назначения.

Мы так и поступили, вскоре вышли на дамбу железной дороги. По ней не было никакого движения. Немцы при отступлении всё подряд сожгли и разрушили. Сердцу становилось больно и холодно от увиденного зрелища: мосты разрушены, железная дорога взорвана, кругом искорёженный металл рельсов, разворочены шпалы, видимо, паровоз протащил их. Одно было хорошо, не надо идти по пояс в ледяной воде. Весеннее солнце стало подниматься вверх, разгоняя сумерки. Тронулся ветерком воздух. От тёплых лучей стала одолевать дрёма. Мы почувствовали предельную усталость. Казалось, что даже шинель стала тяжеленной. А карабин с патронташем, сумки, фляжки вообще тянули книзу. В эти минуты хотелось упасть и хотя бы чуть-чуть подремать. К тому же хотелось есть. Чтобы не поддаться усталости и голоду, шагали, опираясь на палки. Наконец показалась река, про которую говорил дед. Река уже вышла из берегов, лёд поднялся, низины от берегов по обе стороны заполнены водой. Просто так не перебраться. Для мирного времени – красивый вид, залюбуешься. Нам надо во что бы то ни стало перейти на другой берег. Долго не думая, решили, что надо попробовать пройти по железнодорожному полотну, которое упало вниз после взрыва. Осторожным шагом направились на тот берег. Осталось метров пятнадцать – двадцать до середины, как дальше не было даже шпал. Идти было невозможно. Тогда Павел предложил:

– Давайте возьмёмся за ажурные металлические края моста и попробуем пройти, повиснув на руках.

Я с мальчишеской удалью повис первым. Уже через несколько метров мои руки обессилели, и я готов был упасть вниз. Остановился и говорю Павлу:

– Ты половчее, давай ты иди впереди.

– Ты чего испугался? Не видишь? Если упадёшь, внизу мягкий снег. Не бойся!

И вправду, под мост метель намела толстый слой снега.

– Может, спрыгнем и пойдём по снегу, а потом снова поднимемся на железнодорожное полотно? – предложил снова Павел.

– А если под снегом талая вода? – засомневался я.

– Проберёмся как-нибудь, или на четвереньках проползём, или перекатимся. Воды же сверху не видно, значит, можно перекатываться, – не унимается Павел.