От кочевья к оседлости

Дамбий с опаской осмотрелся. Ни души. Мысль у него лихорадочно работала. Надо отрезать голову и ноги, сбегать домой, заколоть свою овцу и подложить… Он принялся выполнять задуманное. Пот градом катился по лицу, руки дрожали. Внезапно рядом раздался голос Бэгзлхам.

— Хорошо, Дамбий, ступай теперь в юрту, ты свое дело сделал.

— Сейчас, сейчас, — растерянно пробормотал Дамбий, чувствуя, что от беды не уйти. Действительно, не успел он и шагу ступить, как появился Лувсанпэрэнлэй.

— Давай, я сам дальше. — Он наклонился над животным и вдруг глухо вскрикнул:

— Что ты наделал?

— Я — что… Мне сказано: выбрать посимпатичней барашка, ну мне и приглянулся вот этот.

От злости у Лувсанпэрэнлэя на глазах слезы выступили.

— Чтоб ты высох на корню вместе с дэлом и гутулами, — принялся он костить Дамбия. — Зарезать хранителя стада! Что теперь будет с нами? Ты, негодница, указала Дамбию на этого барана?

— Успокойся, приятель, тут уж моя вина, — буркнул Дамбий, приходя в себя. — Видит бог, я не нарочно. Отдам тебе любую овцу.

— Сам ты овца! — еще больше рассвирепел Лувсанпэрэнлэй. — Разве можно заменить барана-хранителя? Ах, чтоб тебе пусто было!

Так закончилась первая встреча Дамбия с его новыми соседями. И Дамбий окончательно утратил душевное равновесие.

Невесело было ему на весеннем стойбище. Привыкший жить в большом хотоне, он сперва очутился в одиночестве, а потом и того хуже — обрел ненавистника соседа. Если смешать два мутных потока, образуется один грязный. От соседства двух занозистых характеров тоже добра ждать не приходится. Только Цэвэл искренне обрадовалась появлению Лувсанпэрэнлэя. Должен же сын навещать своих родителей, думала девушка и со дня на день ждала появления Магная. Какое же это счастье — снова увидеть его и услышать… Но время шло, а Магнай и глаз не казал к отцу с матерью. Цэвэл понятия не имела, чем он теперь занят. Может, не работает больше агитатором, может, поступил на службу? Ей бы расспросить Лувсанпэрэнлэя о сыне, но она не смела, стеснялась.

Бадам сперва тоже была недовольна появлением соседей, но постепенно привыкла. И то сказать — было теперь с кем словом перемолвиться. А главное, она, по здравому размышлению, ничего не имела бы против женитьбы Магная на Цэвэл. Чем плоха ее дочка, в самом деле? Трудолюбивая, и личико у нее миловидное, и глаза ясные… Бадам первая догадалась о ссоре Магная с родителями. Они наотрез отказались вступить в объединение и откочевали, покинули свой хотон.

Да, не мила стала Дамбию жизнь. Вырванный из привычной среды, он все чаще горько сожалел о том, что рискнул расстаться с земляками-однохотонцами, людьми по-своему ему близкими. Конечно, он пытался убедить себя, что поступил правильно, но стоило ему только взглянуть на большую фотографию, что красовалась в массивной рамке над сундуком, как сомнения принимались жестоко терзать его душу. На фотографии — его бывшие однохотонцы, с легкой руки Баасана запечатленные бойким киномехаником. Теперь их лица день и ночь смотрят на Дамбия, но убрать фотографию у него не хватает духу. В центре снимка — Баасан. В принципе, он человек неплохой. Столько зим в городе провел, а ведь ни чуточки не зазнался. Вот он острым взглядом из-под тяжелых, набрякших век уставился прямо на Дамбия. Длинные, чуть не до плеч, волосы, прямой короткий нос, узкая полоска губ и вдобавок две родинки на щеке. Прическа еще так-сяк, а уж родинки куда больше пристали бы какой-нибудь кокетке.

От пристального взгляда Баасана Дамбию немного не по себе, и он начинает разглядывать Цамбу. Бедняга Цамба, сказать по правде, красотой не блещет. Приплюснутый нос, голова горшком. Маленькие пухлые губы вечно полуоткрыты, и видны крупные желтоватые резцы, выдающиеся вперед. Из-за этих-то резцов Цамба здорово смахивает на упитанного тарбаганчика.