От Копакабаны до Амазонки

Левый мотор министерского самолета барахлит. Доберемся ли до Паулу-Афонсу?

Мы летим над полигоном засухи. Желтоватые плешивые земли, унылые холмы, безнадежная тоскливость даже без тени всадника. Солнце царит над всем своей тотальной мощью.

Самолет скользит на крыло, развертывая перед глазами пейзаж, и справа искрится стальная лента Сан-Франсиску. Река — чудо пустыни! Река — провидение.

Я сопровождаю министра планирования Селсе Фуртадо[33] в его поездке по северо-востоку страны. Господин Фуртадо — бывший доброволец бразильского корпуса, принимавшего участие в боях за освобождение Италии в 1944 году, доктор Парижского университета, один из виднейших латиноамериканских экономистов, активно работающий в комиссиях ООН. Он женат на женщине, занимающейся исследованиями в области атомной энергии, имеет двоих детей. Но для семьи у него остается мало времени. В дополнение ко всем другим обязанностям он еще и управляющий «Судены».

Широкий и крутой лоб. Кустистые брови над проницательными, глубоко посаженными глазами. Твердые губы, втянутые щеки. Волевой подбородок. Длинный, худой, нервный. Словом, чистых кровей. Жесты редкие и выразительные. Шаг мягкий и широкий. Но пальцы нервно вздрагивают, и мускулы прыгают под натянутой кожей. Ни следа даже давней улыбки на сосредоточенном лице. Только складки забот и вдруг пробегающая по глазам тень в момент, когда по пути мы видим ребенка с большим животом и в разодранной одежонке.

Какая же лава кипит под этим ледником?

Влияние «Судены» распространяется на весь северо-восток Бразилии, то есть на территорию, в три раза превышающую Францию. Это пороховая бочка Бразилии, тот район, где концентрация нищеты и латифундистов вынудила заявить президента Кеннеди в феврале 1963 года, что именно здесь находится слабейшее звено западной цепи.

Северо-восток — это ахиллесова пята Бразилии. Здесь смертность, голод, болезни — одни из самых чудовищных на земле. Северо-восток — это Баия, какао и негры — дети рабов. Это также Ресифи, сахар и массы крестьян, доведенных нищетой до отчаяния. Это, наконец, полигон засухи, его уродливая растительность и его дети, никогда не видевшие часов. Северо-восток — это 25 миллионов передвигающихся трупов…

Может быть, огромность территории, сложность задач, неисчерпаемость нищеты и выточили это напряжение на лице министра, поддерживают в нем этот мрачный огонь?

Селсе Фуртадо руководит управлением по экономическому развитию северо-востока — сокращенно «Судена». Паулу-Афонсу — электрическое сердце этого района.

В нижнем бьефе плотины бушует бешеная вода. Целая река уходит в 20, 30, 50 глоток, прорубленных в скале, чтобы потом, внизу, вырваться водопадами, каскадами, стремительными струями, вспучиться пеной. Буйная водная фантазия в нимбе из мельчайших брызг… В здешних иссушенных местах это торжество воды столь необычно, что возбуждает, как стакан шампанского после тюрьмы.

И над этим кипящим котлом, несравненной красотой которого туристы прибывают любоваться издалека, возвышается плотина Паулу-Афонсу, предмет национального поклонения бразильцев.

Затем мы видим величественную, спокойную красоту огромного водного резервуара, разлившегося перед плотиной в два с лишним километра длиной. Мы идем по плотине в 20 сантиметрах от воды в успокоительном вечернем воздухе, звенящем от мошкары. Направо — громада воды, сливающаяся вдали с темнотой вечера, слева — водослив, ревущий на скалах. «Эти несколько скал мы оставили нарочно, чтобы сохранить красоту кадра», — шепчет мне поэтически настроенный (как и все бразильцы) сопровождающий меня инженер.

В 1913 году некий Дельмиро Гойявейя построил в этом отдаленном оазисе маленькую гидроэлектростанцию. Имея мощность 1500 киловатт, она питала энергией небольшую хлопкоочистительную и прядильную фабричку. Но английские предприятия побережья убили ее — она закрылась, не выдержав конкуренции. Потом победители купили фабричку и побросали ее станки в воду. Они до сих пор там, на дне Сан-Франсиску.

— Наш Паулу-Афонсу — это как бы отмщение за погибшее дело Дельмиро, — говорит молодой инженер, прошедший стажировку в «Электриситэ де Франс» в Париже. — Решение о строительстве этого энергоузла было принято в 1945 году. Это первое сооружение, спроектированное и построенное исключительно бразильцами и им принадлежащее. Американцы, предоставлявшие кредиты, навязывали и свой проект. Но мы отказались. И вот 300 тысяч киловатт — собственность бразильского государства. И все здешние инженеры — бразильцы. Как и рабочие.

— А как с другими источниками электроэнергии в стране?

— На 72 процента они в руках иностранцев.

— Каких именно?

Инженер улыбается, прищуривает глаза:

— «Рио лайт», «Паулу лайт», «Бонд анд Шер»… Как вы думаете, бразильские или, вернее, португальские эти созвучия?

Я рассмеялся, но инженер прервал меня:

— А если бы объединение «Электриситэ де Франс» на 72 процента принадлежало иностранцам, вы бы смеялись?