— Как представляет себе бразильца кое-кто на Западе? — начинает свой ответ Селсе Фуртадо. — Как человека, перегруженного деньгами, беззаботного, развлекающегося в Европе и связанного с американцами. Этот портрет — тип, герой Бальзака или «Парижской жизни» во французском театре или американских журналов. Отсюда, из подобного представления, и возникла концепция «Союза ради прогресса». Нас хотят обязывать осуществлять реформы, поскольку мы сами, видите ли, к этому не способны. От нас требуют обязательств. Но Бразилия в конце концов не сводится к горстке этих типов, этих… вы понимаете! Ведь не только желание заработать деньги движет нами. Для денег достаточно отправиться в Сан-Паулу, там это быстро достигается. У нас имеется целая плеяда людей способных, с широкими взглядами. Но именно людей способных и отвергают американцы. Так достигается ирреализм «Союза ради прогресса». Распределяют доллары, чтобы осуществлять контролируемую революцию с помощью лидеров известного толка. Осуществлять через них то, на что не идут национальные деятели свободных убеждений. Эти последние тоже могли бы осуществить дело, и гораздо лучше, но их третируют, потому что они в оппозиции к американским трестам, покупающим у нас газеты, подкупающим… Короче, эти методы широко известны.
— Но кто же все-таки получил американскую помощь через посредство «Союза ради прогресса»?
— У нас это, во-первых, губернатор Ласерда, а также экс-губернаторы штатов Баия, Пернамбуку и Риу-Гранди. Все они из Национально-демократического союза[34]
. Трое последних — с северо-востока. И Ласерда один получил для Рио с его тремя с половиной миллионами жителей ровно вдвое больше — да, да, вдвое! — чем весь северо-восток, где население достигает 25 миллионов!— И что же, ни один из крупных национальных проектов не поддерживается «Союзом»?
— Да, ни один. «Союз» занимается лишь местным водопроводом, вакцинацией, распределением молока…
— Но… вы ставили вопрос о помощи в крупных делах?
— Разумеется. Например, была выдвинута просьба о помощи в осуществлении проекта по освоению массива целинных земель на 60 тысяч переселенцев. Огромное дело! Нам наотрез отказали.
— Почему?
— В новом районе проектом предусматривалось отвести большие площади под банановые плантации. Вероятно, это невыгодно американской компании «Юнайтед фрут»…
Он шутит? Приставать бесполезно. Собеседник сбегает от меня и усаживается рядом с пилотом. Но что же это такое в конце концов — «Союз ради прогресса»?
Приземление. Автомобили. Пыль. Едем по самому центру полигона засухи.
Деревья не превышают головы лошади. Их листья, мелкие и серые, висят лишь на самых концах нитеобразных голых и иссушенных ветвей. Столь же сухие кусты без единого листа торчат кое-где между кактусами, свернувшимися в колючие шары или вытянувшимися в виде змей, утыканных шипами. Ни единого цветка или цветного пятна. Все желтое, рыжее, лишь едва отдающее зеленоватым. Почва, изрезанная и расщепленная тысячами трещин, поднимается пылью при малейшем движении воздуха. Там и сям, в четырех-пяти километрах друг от друга, коричневые, землистые, молчаливые лачуги. Ни одной птицы. Ни одного оазиса. Нам встречаются двое обнаженных детей. Они без какого-либо жеста, без единого движения век провожают взглядами наш кортеж из трех джипов.
Машины подпрыгивают на круглых камнях. Тут было русло реки. Селсе Фуртадо отвечает на мой немой вопрос:
— Люди здесь роют колодцы. Все более и более глубокие, по мере того как отдаляется сезон дождей. Я видел женщину, затратившую целый день, чтобы набрать на дне глубокой ямы кастрюлю воды.
Кактусы, ростом с человека, без ветвей или в виде подсвечников с семью бра, разнообразят своим печальным видом эту землю. Деревья стоят в одиночку или группами, имея или агрессивный, или устрашающий вид. Это каатинга, что по-индейски означает «белый лес». «Лес лысый и мучительный, ощетинившийся шипами и населенный кактусами». Здесь бродят вакейро в своих овчинных шапках, бронированные, как и их лошади, в рыжие кожи, чтобы избежать ран от царственных шипов леса.
Так, выжженный и мучимый жаждой, на пространстве в 800 тысяч квадратных километров, почти в два раза большем, чем Франция, лежит полигон засухи, основная часть бразильского северо-востока. Тот его кусок, что примыкает к океану, совсем не меняет положения, поскольку он не превышает по ширине 50–80 километров.
Вообще-то в хорошие годы осадков па полигоне засухи выпадает не меньше, чем, например, в районе Парижа. Но это дожди жестокие и опустошительные, которые как бы обмывают землю, но не проникают в нее. Краткие буйные ливни, затопляющие один район и ни каплей не орошающие соседний. Дожди, испаряющиеся прежде, чем почва успевает поглотить их. Ибо солнце здесь перманентный убийца. К И часам утра температура поверхности земли достигает 60 градусов. В благоприятные годы дожди здесь распределяются на два месяца — март и апрель. Остается десять месяцев, чтобы дожить до следующей порции влаги.