Не мне объяснять, насколько сильно во внешней политике присутствовал в прошлый период идеологический фактор. В то время мы даже избегали употреблять в научном анализе, не говоря о политических выступлениях, выражение «национальные интересы» Советского Союза. Но МИД в силу специфики своей работы в наибольшей степени все-таки отражал национальные интересы в нашей внешней политике, в том числе и на Ближнем и Среднем Востоке. А международный отдел ЦК тоже в силу специфики своей работы больше руководствовался идеологическим фактором. Очевидно, в ходе принятия решений в те времена происходила борьба двух тенденций. Это вызывало между ЦК и МИДом определенные трения. Я бы так сказал: в отношениях между руководством МИДа и руководством международного отдела ЦК, то есть между Андреем Андреевичем и Пономаревым ни теплоты, ни близости не было. С Андроповым такого не было. Я могу точно сказать, что, в отличие от формальных отношений с Пономаревым и особенно прохладных отношений с Сусловым, у Андрея Андреевича были по-настоящему теплые, дружеские отношения с Юрием Владимировичем Андроповым. Насколько я понимаю, МИД и КГБ — это были две руки государства, их действия как раз менее всего были подвержены идеологическому воздействию.
Картина отношений между ведомствами выглядела отнюдь не радужной и при взгляде на нее со стороны военных.
Автор.
Как выглядели отношения в деле определения ближневосточной политики в четырехугольнике ЦК — МИД — международный отдел — КГБ, с точки зрения военных?
Работник ГРУ.
Во-первых, военные были нередко осторожнее и сдержаннее других…
Автор.
Почему?
Работник ГРУ.
МИД и КГБ могли советовать, рекомендовать, участвовать в выработке решений. международный отдел ЦК разводил идеологические словеса, а выполнять, действовать, особенно в кризисных ситуациях, то есть расплачиваться за все решения, должны были военные. Это во-первых. Мне известно, например, что начальник Генштаба Огарков — человек умный, компетентный — был против ввода наших войск в Афганистан. Во-вторых, всем было известно, что Громыко и Андропов были в очень хороших отношениях и действовали в тандеме. Их позиции усилились, когда они в 1973 году вошли вместе с Гречко в политбюро. Поэтому действовали вместе, влияли на Брежнева в обход и Косыгина, и международного отдела ЦК.
Автор.
Но не Министерства обороны?
Работник ГРУ.
Министерство обороны весило больше, чем они, но все зависело от конкретной проблемы.
Автор.
Это подталкивало Косыгина к сотрудничеству с ЦК, в частности с Сусловым и Пономаревым?
Работник ГРУ.
Насколько мне известно — нет. Он был сам по себе. Фигура одинокая и по-своему трагическая. Видимо, он понимал неурядицы и нашего положения вообще, и нашей ближневосточной политики в частности, но как человек в высшей степени осторожный предпочитал быть сдержанным. Он знал, что Россию надо спасать, но не знал как.
Автор.
А Гречко?
Работник ГРУ.
Он подходил к Ближнему Востоку чисто прагматически, по-военному. Поэтому был сторонником того, чтобы сосредоточиться всего на нескольких точках. Например, взять полностью Южный Йемен на содержание. С помощью этого ключа, считал он, для нас открываются и Красное море, и Индийский океан, и народу там немного — легче прокормить. Египтян он не любил. В целом изгнание наших военных из Египта оставило у военного командования тяжелое впечатление. Ведь военные считали, что находились там по приглашению, хотя и получили льготы. Военные неудачи египтян они воспринимали как удар по своей репутации… Кагэбисты, напротив, любили Египет. Там им было легко работать, шло много полезной информации и, соответственно, звезд на погоны и орденов. И они, честно говоря, предупреждали о том, что Садат решительно сменит курс.
Автор.
А как военные относились к Сирии?
Работник ГРУ.
С опаской. Все время боялись, что сирийцы втянут нас в какие-то непредвиденные осложнения, за которые отдуваться придется именно им, военным.
Несколько иначе оценивают этот вопрос бывшие работники ЦК КПСС.
Работник ЦК.
Разный подход ЦК и МИДа к проблемам Ближнего Востока складывался объективно. В этом смысле Пономарев прав. Даже тот факт, что цековские работники больше встречались и общались, например с палестинцами, были больше знакомы с их точкой зрения, накладывал отпечаток на их взгляд на события в регионе. Что касается мидовцев, то они поддерживали контакты и с израильтянами, и с палестинцами. Поэтому их подход был более сбалансированным. Или наши тесные связи с Туде и ориентировка на нее и на моджахедов. Нельзя быть холодным циником. В ЦК сложились симпатии к этим борцам. Когда было известно, что их там не только преследуют, но пытают, расстреливают, то трудно было глядеть на обмен дружественными посланиями между Хомейни и Горбачевым, Рафсанджани и Горбачевым, хотя и в МИДе, и в других ведомствах это воспринималось вполне естественно.