В этих оценках есть полуправда. Идеологические призывы к «единству трех революционных сил современности» подразумевали подрыв «позиций империализма» на Ближнем и Среднем Востоке. Но главный порок такого анализа состоял в том, что с конца 60-х годов СССР был державой не на подъеме, а на все более крутой кривой упадка. Влияние СССР в регионе сначала медленно, а потом все более стремительно уменьшалось, и он более, чем США, на деле, а не на словах был заинтересован в сохранении статус-кво. Даже вмешательство в Афганистане действительно было «оборонительной агрессией», и его неудача лишь подтвердила общую тенденцию.
Но дело не только в этом. Внутренняя динамика развития событий в регионе создавала и нестабильность, и конфликты, и антизападные настроения, потому что именно Запад ассоциировался с болезненной ломкой старых структур, с капиталистической модернизацией.
Действительно, регион не требовал и не требует участия извне какой-либо державы, «недовольной статус-кво», чтобы оказаться в состоянии дестабилизации, брожения, чреватого взрывами. Воспоминания о колониальной эпохе, неудовлетворенные, иррациональные, а поэтому разрушительные национальные амбиции, этнические и конфессиональные столкновения, наличие полюсов богатства и нищеты — и внутри отдельных стран, и между ними — все это создавало объективные условия для подрыва статус-кво. Хрупкость политических структур, по большей части заимствованных у Запада, но переживающих болезненное приспособление к местным условиям и традициям, рост коррумпированных и неэффективно правящих элит сами по себе программировали внутреннюю нестабильность, взрывы и катаклизмы. Массы населения, ставшие пасынками капиталистической модернизации, отвергали ценности западного общества. Политизированный ислам привлекал низы и часть верхов, что приводило к широким народным движениям, подавляемым режимами, и к брожению интеллектуальной элиты и предвещало новые политические бури вне зависимости от конкретной политики западных держав или СССР.
В этих условиях даже старый, доперестроечный Советский Союз был не менее, чем США, заинтересован в том, чтобы предотвратить региональные взрывы с непредсказуемыми последствиями. Иранская революция, например, хотя и приветствовалась по причине ее антиамериканизма, привела к серьезным экономическим потерям для СССР (были прерваны поставки газа из Ирана). События в Иране поднимали волну мусульманского возрождения в советских республиках Средней Азии и Закавказья. Арабо-израильский конфликт не раз угрожал втянуть Советский Союз в конфронтацию сверхдержав, которой он стремился избежать, и тоже приносил значительные экономические потери. Ирано-иракская война создала для СССР трудности во взаимоотношениях и с Багдадом, и с Тегераном, вызвала усиление военно-морских сил США в Индийском океане и опять-таки нанесла ущерб экономическому сотрудничеству и с Ираном, и с Ираком.
Дважды произошло смещение центра тяжести в конфликтных ситуациях — из зоны арабо-израильского противостояния в зону Персидского залива: сначала в 1980–1988 годах в связи с ирано-иракской войной и советской вовлеченностью в Афганистане и начиная с августа 1990 года в связи с иракской агрессией в Кувейте. Лишь интифада — мирное восстание палестинцев на оккупированных территориях — и проблема иммиграции советских евреев в Израиль прерывали эту тенденцию, вновь переносили внимание на отношения между Израилем и арабами.
Оценки действий Советского Союза как «имперских» и «агрессивных», а затем как направленных на «нарушение статус-кво» господствовали в западном политическом мышлении. Они оспаривались лишь некоторыми исследователями, и, так как это было достаточно редко, стоит процитировать одного из них. «На проблему можно смотреть по-другому. Попытки исключить Советский Союз из региона либо через дипломатические маневры, либо через действия в арабо-израильской зоне, через финансовые и стратегические связи в Заливе — все это вызывается безответственным поведением, в котором обвиняют именно Советский Союз. Аналитически неточна и вводит в заблуждение оценка советской политики как игры с нулевым результатом. Советский Союз не несет ответственности за радикальную нестабильность, которая отличает политику на Ближнем Востоке. Хотя он слишком вовлечен в события в регионе, слишком подвержен ударам, чтобы пассивно наблюдать за разрушением своего влияния, его амбиции и возможности не неограниченны. И если оценивать объективно, то советская политика в регионе стремится к осторожности и прагматизму»{285}
. Автор отмечал опасность проведения Вашингтоном политики на Ближнем Востоке без учета мнения Москвы для интересов самих США и считал, что есть возможности для взаимоприемлемых соглашений, которые позволили бы начать конструктивно вовлекать Советский Союз в региональные дела.