Взвод вышел за линию обороны 6-го корпуса в Мельниках. Обогнув то место, где накануне наткнулись на немецкие позиции, они увидели знакомую рощицу. Казавшаяся ночью безмолвной, теперь она шумела, качала кронами, скрипела, а волны ветра разгонялись всё сильнее и накатывали, одна за другой. Илья вспомнил, как предвещая близкий рассвет, их встретила здесь первая певчая птица, и уже только поэтому роща показалась ему хорошо знакомой и безопасной.
Партизаны пробирались через невысокий кустарник и находились метрах в ста от ближайших деревьев, когда, огибая рощу, прямо на них выехал немецкий автомобиль — открытый кюбельваген, оборудованный пулемётом и рассчитанный на четверых. Двое солдат сидели на внешней стороне кузова, остальные шагали за машиной. Взвод мгновенно залёг, но немцы успели их заметить и тут же дали долгую, но неточную очередь из пулемёта.
— Меланченко, — крикнул Илья, — отползайте в сторону леса. Готовьте гранаты. Огонь открывайте после нас. Лёша, а вы давайте сюда, к яру, — скомандовал он Шакунову. — Ударим с двух сторон.
Едва отделения разделились, немцы забросали гранатами кусты, в которых только что лежал отряд. На глаз немцев было человек двенадцать, — разведка наступающего полка, решил Илья. Если не успеем закончить бой до подхода их части, можем не уйти отсюда.
Они укрылись за невысоким пригорком и оттуда следили, как медленно двинулся вперёд автомобиль с командиром и пулемётчиком. Следом, под его прикрытием, шли девять солдат разведки.
— Доставай две бутылки термита, — прошептал Илья Шакунову. Сперва они должны были уничтожить машину с пулемётом, а с десятком немцев потом уж как-нибудь справятся.
— Давай одновременно. Второй раз бросить они нам не дадут, нужно поджечь сразу.
Бой был злым и коротким. Когда вспыхнул кюбельваген, немецкие солдаты шарахнулись в сторону, попали под перекрёстный огонь двух партизанских групп и заметались. Тех, кто уцелел и побежал к лесу, уложило отделение Меланченко, тех, кто хотел уйти в яр, встретил Шакунов.
Партизаны сняли с убитых разведчиков автоматы, забрали патроны, догоравшую машину столкнули в овраг.
— Лёша, Ваня, проверьте своих. Все на месте? Хорошо, тогда уходим. Уходим, уходим!..
— Связного нет, — сердито сказал Меланченко.
Связной остался лежать в кустарнике. Он не отполз ни с первым отделением, ни со вторым и погиб под немецкими гранатами.
— Связного уносим, похороним отдельно. А сейчас посмотрите, откуда идут следы машины, — велел Илья. — Не хочется встретить ещё и их полк.
Они двинулись дальше, знакомым уже путём. Недолгое время спустя увидели между холмами сплошную серо-сизую завесу пыли и бензиновых выхлопов. По грунтовой дороге, тянувшейся вдоль железнодорожной насыпи, в сторону Таганчи шли немецкие танки и грузовики с пехотой.
Эту дорогу им нужно было перейти, а потом, что ещё опаснее — перейти железнодорожную насыпь. При этом Илья точно знал, что их поход к Москаленковскому лесу не имеет смысла, что Гриценко отдал приказ, ещё не зная о прекращении контратаки 6-го корпуса.
— Днём отряду переходить насыпь нельзя, — подполз к нему Меланченко.
— Потому что сейчас тут полно обозлённых немцев. А ночью ещё опаснее — мы можем наткнуться в темноте на их позиции.
— Цугцванг?
— Война не шахматы, — засмеялся Илья. Хитрый Меланченко напомнил ему фразу, которую сам Илья повторял на тренировках: «Бокс не шахматы, на ринге нет цугцвангов».
— А может, нам назад лучше? В Таганчанский лес, как собирались?
— Нет, Ваня, у нас приказ, и если смогу, я его выполню. Сделаем так: ты возьмёшь двоих и пойдёшь на разведку.
— В Москаленковский лес?
— Да. Там, где тридцать человек заметят — трое могут проскочить.
— Трое — это много. Я Жорку возьму, и хватит.
После ухода Меланченко и Вдовенко отряд спустился в ближайший яр; выставили часовых и похоронили связного. Из прута лещины вырезали колышек, расщепили его и вставили в расщеп кусок картона от упаковки немецких патронов. На картоне химическим карандашом написали: боец-партизан Петро. Фамилию связного никто не знал — он воевал в девятом взводе.
Тихо, почти незаметно, тяжёлые низкие тучи начали протекать моросью. Дождь не усиливался, но и не прекращался, висел в воздухе мелкой взвесью, оседал на траве и листьях. Илья был рад дождю — при слабой видимости, по плохой погоде Ивану и Жоре проще пройти незамеченными.
— Илья, в нашу сторону идут пять человек. Вооружены. — Скользя по сырой траве, в овраг скатился часовой Вася Шевченко.
— Немцы?
— Нет, красноармейцы. А может, и из нашего полка — я не успел разглядеть.
Захватив двоих бойцов, Илья поднялся следом за часовым. Нет, эти пятеро не были партизанами, но присмотревшись, он вдруг узнал одного из них и едва не бросился им навстречу. Он не мог поверить: обходя яр, где его взвод дожидался возвращения разведчиков, по размокшей тропе шагал Сапливенко.
Илья коротко свистнул, и пятеро красноармейцев схватились за оружие.
— Приготовить документы. Партизанский патруль! — Илья вышел на тропинку.
— Илюша? — Сапливенко расхохотался. — Не может быть! Вот это да!