От любви с ума не сходят

Больница имени Кащенко, или Канатчикова дача, - одна из старейших московских психушек; побывав в студенческие годы в ней на экскурсии, я достаточно хорошо запомнила расположение корпусов. От ворот до первого из больничных зданий - это был старый кирпичный дом еще дореволюционной постройки - нужно было пройти чуть ли не полкилометра по широкой аллее. Ворота были на этот раз открыты, но я попросила Эрика оставить машину по ту сторону больничной ограды. Мы быстрым шагом дошли до административного корпуса, и гут я взяла инициативу на себя. Увы, на этот раз мне немного не повезло - если бы дежурным администратором был мужчина, да еще молодой, моя миссия вполне могла бы увенчаться успехом. Но дежурила пожилая, полная, крашенная хной женщина, которая так боялась какой-либо ответственности вообще, что она не желала не только в чем-то разбираться и принимать решения, но даже сообщить мне свою фамилию. Она сразу сообразила, что это дело грозит большими неприятностями - столько правил и инструкций было нарушено при госпитализации Гришиной бабушки - и твердо убеждена была только в одном: она не будет иметь с этим ничего общего! Вот в понедельник выйдет на работу главврач - и тогда…

- Как ты думаешь, она просто совок или тоже в этом замешана? -равнодушным тоном спросил меня Эрик, когда мы уже направлялись к корпусу, в котором была заключена Софья Сергеевна; он краем глаза видел даму-администратора, когда та выпроваживала меня из кабинета.

- Нет, конечно, просто она не хочет отвечать за чужие грехи. Уж кто получил взятку, так это психиатр из районного диспансера - тот, кто выписал путевку и вызвал перевозку. И я думаю, это была приличная сумма - ведь такая квартира, как у родственников Алевтины, стоит сумасшедшие деньги, можно и родную мамочку в сумасшедшие записать. Ох уж этот квартирный вопрос, который портит москвичей во все времена! Боюсь, Софья Сергеевна далеко не одна здесь такая…

Боже мой, думала я про себя, как теперь Эрик будет относиться к моим коллегам-психиатрам; неужели он считает, что каждый второй из нас - продажная шкура, хапуга и взяточник? И мне стало до слез обидно за тех, кто, как мои родители, мои учителя и моя сестра, посвятили всю свою жизнь душевнобольным… Вслух же я сказала:

- Знаешь, Эрик, среди психиатров не больше сволочей и святых, чем среди людей любых профессий.

Впрочем, эти мысли вовсе не мешали мне действовать. Как и всегда по выходным, в больнице были посетители, и мы не привлекли к себе особого внимания, когда позвонили в дверь лечебного корпуса. Впустившая нас пожилая привратница спросила только:

- Вы в какое отделение?

- Седьмое женское.

- А-а, тогда на третий этаж направо.

Мы с Эриком молча следовали за Алевтиной; возле входа в отделение пришлось ждать дольше. Медсестра, наконец открывшая нам дверь, строго оглядела нас, поджав губы:

- Проходите, пожалуйста, в комнату отдыха, но я могу пустить только двоих…

Я сделала знак Эрику, и он без возражений остался на лестничной клетке.

В комнате отдыха, похожей на полупустой школьный класс с разбросанными тут и там казенными столами и скрипящими стульями, мы были не одни: толстая больная в распахивающемся халате сосредоточенно жевала яблоко и еще несколько человек тихо беседовали в сторонке. Привели Софью Сергеевну, которая оказалась сухонькой седовласой старушкой и со слезами бросилась в объятия дочери.

Больше всего она переживала, что ее «взяли» без очков и палочки - без нее ей было трудно ходить; я не стала объяснять, что палочку ей все равно бы не оставили. В комнату вошла еще одна пациентка, худая и долговязая, с осветленными волосами, собранными на затылке в неопрятную метелку; Софья Сергеевна вздрогнула и постаралась спрятаться за нас с Алевтиной:

- Вот эта, с хвостом, - она сегодня ночью пыталась меня задушить!

- Мама, подожди немного, мы тебя вытащим, может быть, уже завтра…

- Заберите меня отсюда!

Я подошла к двери и выглянула в коридор; фигур в белых халатах в обозримом пространстве не было - путь был свободен.

- Софья Сергеевна, Тина, - быстро! Бежим!

Алевтина смотрела на меня дикими глазами, но тем не менее помогла мне дотащить маму до двери, которую я открыла своей гранкой.

Я никогда не выхожу из дома без этого столь необходимого ключика, он всегда со мной - в кармане халата, в пальто или в сумочке. С тех пор как студенткой пятого курса я, опаздывая на лекцию, в спешке умудрилась захлопнуться в предбаннике одного из корпусов старинной питерской психушки и просидела там минут двадцать, пока меня не освободила случайно проходившая и очень удивившаяся медсестра, я с гранкой почти не расстаюсь. Я открывала с ее помощью туалеты в поездах дальнего следования; один раз я даже таким образом незаконно вскрыла дверь в актовом зале Дома медика и попала на спектакль прямо посреди действия. И сегодня она мне тоже пригодилась.