Я давно уже поняла, что слезы действуют на меня, как огромные распахнутые клювы птенцов - на их родителей: у меня просто инстинктивно возникает желание помочь, и я ничего не могу с собой сделать. Вот и тут это со мной случилось: я дала Свете сигарету, потом чашку горячего чая, и, когда она привела себя в божеский вид, мы отправились на поклон к хирургу Васе, рыжебородому крепышу с веселыми глазами. Честно говоря, я была уверена, что он согласится: Вася - хирург от Бога; наверное, именно поэтому от него и ушла жена - жены не любят гениев, которые слишком много времени проводят на работе, приносят домой слишком мало денег и которых благодарные пациентки одаривают в основном крепкими спиртными напитками (мы со Светой, кстати, не были исключением). Завтра с утра я поведу ее в камеру пыток.
28 авг. Сегодня утром я привела Свету обратно. Я никогда не видела, чтобы женщина так, в одно мгновение, похудела и похорошела. Да что я - доктор, которой оформлял ее историю болезни в приемном, встретил нас в переходе между корпусами, присвистнул и со словами: - Вот это да! - застыл на месте.
Я ни о чем ее не спрашивала, но то ли в знак благодарности, то ли просто снова ощутив себя в своей тарелке, Света защебетала - и рассказала мне, что эмбрион, от которого она только что избавилась, вовсе не плод тайной любви, а всего лишь побочный результат даже не греховной страсти - а так, случайного «перетраха» (где вы, учителя русской словесности?).
- Просто было такое настроение - сексуальное, что ли.
Это было после совещания в Центре, все уже ушли, а я задержалась, переделывая статью. И тут на огонек зашел Вилен…
Мне показалось, что сердце у меня остановилось. Но внешне это никак не проявилось - я как готовила для голодной Светки бутерброды, так и продолжала намазывать хлеб маслом, и руки у меня не дрожали. Психологиня, ничего не заметив, продолжала:
- Вилен как раз дежурил, он закончил свой вечерний обход и обрадовался компании. Мы выпили и… К сожалению, кабинет Богоявленской был закрыт, а ключа от него у нас не было, так что диван оказался вне пределов нашей досягаемости, и нам пришлось довольствоваться…
- Неужели вы занимались этим на полу? - у меня было какое-то раздвоение личности: одна «я» никак не могла отойти от удара, а другую меня мучило жуткое любопытство.
- Нет, зачем же? На письменном столе - на большом письменном столе трахаться значительно удобнее, - и, заметив мою кислую мину и приписав ее исключительно воздействию своего лексикона, она порывистым движением обняла меня за плечи:
- Прости меня, Саша, я вовсе не хотела тебя шокировать. Просто ты идеалистка, а я считаю, что сексом можно заниматься и без великой любви - и не все ли равно, как это называть?
- А Вилен знает о?…
- Нет, зачем ему об этом знать? Это же чистая случайность!
Господи, для нее это - случайность! Она счастлива, избавившись от мешающей ей беременности - ей совершенно наплевать, что она загубила неродившуюся еще жизнь. Как легко было бы моей маме сделать аборт тогда, около тридцати лет назад -и я бы не появилась на свет!
Я в ужасе про себя стала считать дни. Правда, В. сказал мне, что я могу не беспокоиться, но все-таки… Если бы это произошло со мной, то я никогда не посмела бы убить своего младенца - или, может быть, это мне сейчас кажется!»
Теперь я понимаю, почему «девушка Светочка» так хорошо знает, как и на чем занимаются сексом в больницах! А моя сестра - видно, она все-таки неправильно сосчитала… Судя по всему, она принципиально не стала бы делать аборт - и это делало ее если не опасной особой, то, по крайней мере, очень раздражающей.
И все-таки - какие мы с ней разные! У меня нет такого священного трепета перед человеческой жизнью - тем более еще нерожденной.
Я, собственно говоря, сама совсем недавно через это прошла, и тот аборт приблизил конец моей семейной жизни. Для меня искусственный выкидыш - это, конечно, крайне неприятно, но никаких моральных мучений и угрызений совести я от этого не испытываю. Судьба взрослой женщины для меня гораздо важнее, чем еще не появившегося на свет зародыша - я не вижу и не ощущаю его как самостоятельный организм, и негоже, чтобы он исковеркал жизнь матери. Сколько я знаю таких ситуаций, когда он ее чуть не убивал!
Совсем недавно, перед самым отъездом в Москву, ко мне пришла девятнадцатилетняя студентка, моя бывшая пациентка - провинциальная девушка, которую «соблазнил и бросил» интеллигентный ловелас. Она выписалась в очень приличном состоянии - во всяком случае, согласилась продолжать учебу и пообещала, что не будет больше вешаться от несчастной любви. И вот в один не слишком прекрасный для себя день она снова появилась на кафедре - заявилась прямо к заведующему со словами, что не хочет жить. Заведующий не стал углубляться в этот вопрос, а послал ее прямо ко мне - предварительно позвонив и предупредив, что речь идет, наверное, о психическом заболевании.
- Вика, в чем дело? - спросила я; мне было некогда, я как раз собирала свои вещички.
Вика, потупясь и не сводя глаз с носочков потрепанных босоножек, тихо ответила: