От любви с ума не сходят

— Да нет же! — И тут на меня снизошло вдохновение: — Просто мы можем прийти к компромиссу… к консенсусу, если вам угодно. Вы берете больного Черевкина… извините, я оговорилась, больного Зеленкина… на ближайшую комиссию, даете ему третью группу, а я его на следующий же день выписываю. И волки сыты, и овцы целы!

Наталья Вешнева была крепким орешком; губы у нее скривились, но это еще ничего не значило. Но тут она посмотрела мне в глаза, и если взгляд может убивать — то я стала бы покойницей. В нем было столько ненависти… Ей-богу, это был взгляд убийцы, и я почувствовала, как по спине у меня побежали мурашки. Мне пришлось изо всех сил стиснуть в руках историю болезни злосчастного Зеленкина, чтобы подавить дрожь.

Вешнева отвела взгляд, коротко бросила:

— Хорошо, присылайте его завтра, — и снова стала что-то писать бисерным почерком. Меня для нее уже не существовало.

Я шла обратно, уже не слушая что-то без умолку болтавшего Феликса. Мне не могло это почудиться — я физически, всей кожей, ощущала ее ненависть. И почему она так легко согласилась на мое предложение? Она, несомненно, среагировала на эту фамилию — Черевкин! И когда мы с ней встретились взглядами — это был момент узнавания без слов: мы все друг о друге в этот момент поняли.

Когда я вернулась в стрессовое, мне не терпелось поговорить с Володей; к моему удивлению, у него сидел Эрик. Мужчины совершенно по-дружески беседовали. При моем появлении Эрик вскочил, как воспитанный джентльмен; Володя же остался сидеть, лукаво на меня поглядывая. Как выяснилось, Володя уже успел рассказать Эрику о встрече с Черевкиным; это было очень кстати, потому что мне просто необходимо было выговориться. Когда я завершила свой рассказ, они молча и понимающе переглянулись; меня, как всегда, эта их мужская солидарность взбесила. Володя открыл рот, но я не дала ему произнести ни слова:

— Володя, не трудись высказывать все, что ты думаешь по этому поводу, я и так знаю. Я поступила неосторожно… Да, я поступила неосторожно — более того, я сознательно… ну, не совсем сознательно — пошла на провокацию. Да, я это сделала специально. Мне надоело сидеть в глухой обороне. Мне очень хочется, чтобы эта история быстрее кончилась. В конце концов, мне просто надоело, что меня в любую минуту могут убить…

— Так ты убеждена, что Вешнева изменилась в лице, когда ты назвала имя Черевкина? — прервал меня Эрик, и я с радостью ухватилась за возможность уйти от неприятной темы.

— Она вспомнила и даже на мгновение чуть не вышла из себя! Понимаете, если бы ее в этот момент проверяли на детекторе лжи, то получили бы всплеск по всем показателям, хотя внешне это было почти незаметно.

— А ты веришь в детекторы лжи? — в голосе Эрика прозвучал неподдельный интерес. Он рассказывал мне, что их фирма недавно закупила американскую установку подобного рода, но все, кроме генерального директора, считали это блажью.

— Да это всего-навсего обычный полиграф, мы в студенческие годы на нем баловались. Но не в этом суть — я просто почувствовала, как в этот момент от нее пошла волна ненависти, и эта волна чуть не сбила меня с ног! Серьезно — я почувствовала этот удар, но устояла.

— Лида, не от тебя ли я слышал умные рассуждения о шарлатанах-экстрасенсах? — голос Володи был мягок, почти вкрадчив; он не мог долго на меня злиться, а потом, я думаю, именно мой авантюризм, за который он меня ругал, как раз больше всего ему во мне и нравился. — А теперь ты говоришь о каких-то «волнах ненависти». Я знаю Вешневу — это очень красивая женщина, — он обращался теперь в основном не ко мне, а к Эрику. — Красивая и холодная. Многие в больнице пытались за ней приударить — и все бесполезно. Один из ее отвергнутых поклонников прозвал ее Снежной Королевой.

— Кто именно? Она на меня произвела именно такое впечатление — ледяное сердце.

— Ну почему все женщины так любопытны? Хирург из сердечно-сосудистого, он у нас больше не работает. Как и все хирурги, циник снаружи, а в душе романтик. Так вот, Вешневу многие не любят, даже мужчины. С ней очень трудно иметь дело, в каждом больном она видит симулянта. Насколько я знаю, заместитель главного врача по трудовой экспертизе соседней поликлиники — той, у которой с нами общий забор, — от нее плачет. Она как-то приходила ко мне жаловаться…

— Что, неужели мадам Вешнева и ее довела до суицидальной попытки?

Эрик откровенно хохотал, а Володя не выдержал — и тоже улыбнулся:

— Нет, она приходила по поводу своего родственника, а разговор о Вешневой зашел случайно. Зато ты, Лида, можешь кого угодно довести до отчаяния — это твое поведение можно классифицировать как саморазрушительное, ты все время необоснованно рискуешь.

И мне кажется, что «волна ненависти» существует только в твоем воображении…

— Больном воображении, ты хочешь сказать? — я пошла в атаку.