От любви с ума не сходят

Личного имущества у него также не оказалось: и машина, и квартира, и домик в Тверской губернии — все досталось «бывшей» жене после развода. Развели их, кстати, через неделю после подачи заявления — для наших судов скорость поистине космическая, не правда ли? Ну, разумеется, они продолжали жить вместе, так что саму Наталью Ивановну вряд ли можно считать невинной жертвой, и ее коготок тоже увяз в этих делах.

— Не могу сказать, не покривив душой, что мне их жалко. Туда им и дорога. Не понимаю только, почему они не удрали за границу, — я размышляла вслух.

— Скорее всего, из жадности, — ответил Эрик на мой риторический вопрос. — Им казалось, что они слишком мало накопили, а на Западе они не надеялись найти столько дураков, которые верят в поле чудес. Известно ведь, как быстро у нас делаются состояния. К тому же мало найдется на земле местечек, куда бы не дотянулась длинная рука наших мафиози. Кстати, мой шеф, встречаясь с Анатолием Вешневым по поручению наших клиентов, прямо в глаза его предупредил, что он подписал себе смертный приговор, когда прикарманил деньги бандитов, но тот только засмеялся.

— Но как теперь, когда и Плюскин, и Вешнева мертвы, можно доказать, что именно она была организатором убийства? Да и если бы они были живы, у нас ведь на них ничего нет, кроме подделанных подписей… Вряд ли ее можно было бы привлечь к суду, — я все еще никак не могла поверить, что убийц моей сестры постигла заслуженная кара.

— Доказать, что именно Вешнева наняла убийцу для ликвидации Али десять лет назад, невозможно. Точно так же трудно связать с ней гибель соседа-алкоголика, опившегося каким-то алкогольным суррогатом. Но и на старуху бывает проруха: при обыске в квартире Вешневых мы обнаружили в кладовке пол-литровую банку с цианистым натрием — тем самым ядом, которым были начинены присланные тебе в подарок конфеты!

— Я всегда считала, что травят людей цианистым калием, а не натрием. В свое время, помню, так пытались убрать Гришку Распутина…

— У тебя хорошая память, Лида, если ты помнишь то, что было в 1916 году, — саркастически заметил Эрик. — А почему именно цианистый натрий — что ж, на это я могу ответить. Потому что его легко было достать. Ты не помнишь, случайно, что в газетах недавно промелькнуло сообщение о целом составе с цианистым натрием, застрявшем на запасных путях где-то в средней полосе России? То ли отходы какого-то производства, то ли, наоборот, сырье. Так вот, это «где-то» оказалось рядом с тем поселком, где расположена фазенда супругов Вешневых (поместье, между прочим, тоже было записано на имя Натальи Ивановны). Мы еще не были на месте, но…

— Да какое там «но», — вмешался Володя. — Наверняка все растащили — неважно, нужен кому-нибудь этот цианистый натрий или нет. Хотя бы как отрава для крыс… Растащили и распродали — вот он и пригодился.

— Таким образом, легко можно было бы доказать, что Вешнева организовала покушение на Лиду. После того как Викентий не выполнил возложенную на него миссию, супруги очень торопились — и совершили ряд ошибок. Анатолий сам поднимался сюда со злополучными конфетами. Он, конечно же, должен был незаметно проникнуть к тебе и подменить коробки, но не учел, что в квартире был заперт доберман. Поэтому ему пришлось обращаться к соседям. Сама Вешнева, как мне кажется, такой глупости бы не сделала.

— Вот видишь, Гриша, и ты на что-то пригодился, — я почесала пса за ушком. Начесавшись, Грей нашел свою игрушку, подошел к Эрику и ткнулся в него носом — играй со мной!

— Надо же, кажется, он меня признал! — искренне удивился сыщик. — Хорошая собака, хорошая собака… — и он, хоть и с опаской, но погладил Грея по голове.

— Эрик, не отвлекайся, рассказывай дальше, — не выдержала я.

— Так вот, тут они допустили прокол. Только что твой юный сосед узнал в Анатолии Вешневе — я показал ему фотографию — того типа, что приносил тебе конфеты. Но шанс расправиться с тобой у них все-таки был.

— Давайте вернемся к самому началу, — предложил Володя. — Расскажи нам, как ты представляешь себе события, которые происходили в больнице десять лет назад.

— Что ж, Александра вела себя очень неосторожно. Извини меня, Лида, я не был знаком с твоей сестрой, но сдается мне, что она была несгибаемым борцом за справедливость — чересчур несгибаемым…

— Увы, это так и было, — подтвердила я.

— Кто-то, кажется, Анатоль Франс, сказал, что самая страшная в истории человечества идея — это идея справедливости. Где она ни появляется, там льется кровь. Правда, это было сказано о Великой французской революции, но в данном случае относится и к одной конкретной человеческой жизни…

— Кончай философствовать, — прервала его я.