От марксизма к постмарксизму?

В Латинской Америке и реформистские, и революционные надежды были утоплены в крови к концу 1970‐х годов. В арабском мире успешная атака Израиля в 1967 году повергла в прах секулярно настроенных левых. Африканские государства, зависимые от поддержки коммунистов в эпоху холодной войны, после исчезновения своих покровителей быстро переориентировались. Гигантская Коммунистическая партия Индонезии (КПИ) была буквально уничтожена в ходе резни 1965 года. Чилийский марксизм, социалистический и коммунистический, так и не оправился от удара 1973 года. В Европе Итальянская коммунистическая партия (ИКП) самоликвидировалась, а Французская коммунистическая партия (ФКП) сократилась до размеров крупной секты. Но Западная Бенгалия – индийский штат с населением, равным населению Германии, – продолжил избирать коммунистическое правительство, а карибский кастроизм сумел выжить и даже несколько оживиться в связи с недавними событиями в Венесуэле и Боливии213. Красные знамена все еще подняты значимыми меньшинствами в Южной Европе от Португалии до Греции, и самой крупной партией греческого Кипра, умеренной Прогрессивной партией трудового народа Кипра (АКЭЛ). Возможно, за исключением последней, все это партии прошлого, а не партии надежды. Социально-демократические устремления посткоммунистической Европы были слишком незначительными; ее партии на практике оказались либо либеральными, либо коррумпированными, а порой и теми и другими одновременно. Социалистические надежды в Африке после апартеида также ни к чему не привели, хотя АНК и является примером работающей демократии в Африке. Поворот влево латиноамериканских стран в 2000‐е годы практически ничем не обязан классической социалистической или марксистской мысли, а черпал вдохновение из радикального католицизма в случае Бразилии, из латиноамериканского популизма в Аргентине и в Венесуэле и в мобилизации коренного населения в Боливии – хотя «Движение к социализму» президента Эво Моралеса в значительной степени было выстроено при помощи левых из шахтерских союзов. Как бы то ни было, в каждом, и в особенности в боливийском случае, есть отчетливая левая социалистическая компонента.

Мир все еще не стал полностью безопасным для либерализма. Новые радикальные силы все еще появляются: популистские движения в Индо-Америке, волны миграций, приводящие к возникновению движений мигрантов в странах первого мира, и целая гамма политических проявления ислама, от исламской демократии до сектантского терроризма. Наиболее интересным из них и критически важным для будущего развития, возможно, является приход социального ислама, сравнимого с социальным католицизмом Европы от Нидерландов до Австрии столетие назад. Но старая картография «путей к социализму» утратила свои точки опоры. Для левых должны быть созданы новые ориентиры. Следует ожидать, что это займет некоторое время.

Сломанный треугольник марксизма

В качестве минимальной основы для определения последних поворотов левой социальной теории нам нужно взглянуть, как марксистская и социалистическая мысль была инкорпорирована в историю культуры. Это влечет за собой, во‐первых, взгляд на специфическую конструкцию марксизма в качестве «‐изма» и на силы, которые опираются на эту структуру. Во‐вторых, марксизм и социализм следует понимать как части более широкого культурного ансамбля современности, которые подвержены переменам, происходящим в последней.