От меня до тебя — два шага и целая жизнь

Впрочем, впрочем… Тимур нашел ее сам, и они ели плов, сидя на полу, и хохотали, как безумные, а утром он купил им билеты на самолет и увез её в Ташкент. Там, покрывшись загаром и пылью, отучившись курить и пить вино, она получила заказ на панно для Дома пионеров, стала хорошо зарабатывать, и родила Тимуру двоих сыновей. Когда началась перестройка, они уехали всей семьей в Америку. Тогда все равно было — куда уезжать.

Липочка

Липочка родилась хохотушкой. Пухлощекая малышка не просто улыбалась и пускала младенческие слюни при виде красно-желтой погремушки, но заливалась таким смехом, что мать ее, женщина строгая, боязливая и унылая, как скисшее молоко, всерьез думала о том, что в Липочку вселился бес. Была вызвана древняя шамкающая старуха с перевязанной клетчатым платком головой, которая, отодвинув рукой Липину мать, отнесла хохочущее дитя в церковь. Батюшка подивился такой живости младенца, Липочку окрестили, но хохотать меньше она не стала. Папа Липы, слесарь и тайный картежник, человек пьющий крепко и вдохновенно, напротив, находил в веселом нраве дочери неожиданное оправдание своей мало удачливой жизни. Пусть хоть дочура порадуется, говорил он, принося таинственные и ненужные подарки, которые забавляли крошечную Липочку — холодные, тяжелые болты, металлические болванки и колоды карт, пробитые посередке гвоздем.

Перешагнув в детсадовский возраст, Липочка, став любимицей всей группы, расцеловывала с утра всех друзей и подружек, поправляла на девочках тугие банты, а мальчикам приказывала завязать шнурки и не терять варежки. Образцовая девочка! — вздыхала воспитательница Надежда Ильинична, украшенная густой косой, уложенной короной. Да уж, таких и не видывали допрежь! — говорила пожилая хромоногая нянька, протиравшая бюст Ленина мыльной водой с благоговением, переходящим в трепет. За маленьким столиком Липочка съедала свою манную кашу с завидным аппетитом, выпивала полужидкое тепловатое какао и маршировала в игровую комнату складывать мозаику из пластмассовых разноцветных гвоздиков.

Перед школой Липочка тяжело заболела инфекционной болезнью, грозящей ей едва ли не смертью, а уж полным безумием — точно. Родители, сцепившие руки, молча сидели в приемном покое, и даже дежурная врач, не имевшая права на жалость сердца, позволила им ночевать рядом с боксом, где по влажным от жара простыням металась их Липочка. На чудо, она выжила. Из больницы ее забрали худенькую, бледную, стриженую наголо. К груди Липочка прижимала простенькую куколку, целлулоидного пупса, оставленного кем-то в палате. Ни книжки, ни любимые ватрушки, ни мультики, ни кубики — ничего не радовало Липочку. Прежняя хохотушка все больше дичилась да плакала.

В школу Липочка пошла с большим ранцем, полным заманчивых розовых и зеленых тетрадок, голубых промокашек и палочек для счета. Училась она ровно, с троечки на четверку, была послушной до вялости и молчаливой.

И только в десятом, влюбившись в мальчика из параллельного класса, она вдруг улыбнулась. А когда мальчик показал ей любительскую фотографию, на котором он стоял рядом с Липочкой, в ярких трусах в горох и в белой майке, она зашлась-залилась своим чудесным хохотом, и мелкие кудряшки запрыгали — как пружинки. Они поженились после школы, и Липочка родила мальчика, который так расхохотался, когда акушерка шлепнула его по попке, что Липочка закусила губу — от счастья.

Тарханкут