От мира сего

На этот раз Маргариту Валерьяновну положили в двухместной палате, рядом с Елизаветой Карповной.

Поначалу Маргарита Валерьяновна обрадовалась: все-таки, как бы там ни было, а два человека в палате не шесть и даже не пять.

Но вот она вгляделась в изможденное лицо Елизаветы Карповны, услышала ее тяжелое дыхание — Елизавете Карповне было как раз в этот день особенно плохо — и немедленно помчалась в коридор, к сестринскому посту.

Дежурила Алевтина.

— С кем это вы меня положили? — спросила Маргарита Валерьяновна.

— Как с кем? — в свой черед спросила Алевтина. — С очень хорошим человеком, это учительница, Елизавета Карповна.

— Учительница?

Маргарита Валерьяновна иронически расхохоталась.

— Меня, моя деточка, уже учить нечему, достаточно ученая… — Потом разом оборвала свой смех. — Переведите ее куда-нибудь, слышите?

— Куда же я могу ее перевести? — удивилась Алевтина.

— Куда угодно, только учтите, я не желаю быть с такой вот больной в одной палате. Еще заражусь чем-нибудь таким, чего доброго…

Маргарита Валерьяновна пошевелила в воздухе пухленькими, унизанными перстнями пальцами.

Алевтина опустила глаза. Как же так можно? Что за бестактность! Что за грубый и откровенный эгоизм! Хорошо, что Елизавета Карповна не может ее слышать.

Не говоря ни слова, Алевтина поднялась, побежала в палату напротив поста. Спустя минуту вышла из палаты вместе с Зоей Ярославной.

— Если хотите, мы можем вас перевести в другую палату, — сказала Зоя Ярославна. — Только заранее предупреждаю: палата рассчитана на шестерых, никак не меньше.

— Ну уж нет, — возразила Маргарита Валерьяновна. — А что, нет никакой надежды? Может быть, все-таки постараетесь, переведете меня в другую такую же двухместную, я, поверьте, просто боюсь лежать вместе с этой…

— Я как раз сейчас иду навестить Елизавету Карповну, — бесцеремонно прервала ее Зоя Ярославна, обычно соблюдавшая вежливость и обходительность в отношениях с больными.

Она успела хорошо изучить Маргариту Валерьяновну за все годы.

Когда-то учитель Зои Ярославны, профессор Суровцев, говорил:

— Врач, в сущности, тот же психолог, он должен с первого взгляда уметь определить психологический статут человека, его характер, наклонности, привычки, желания, положительные и отрицательные свойства…

Зоя Ярославна редко ошибалась. Уже тогда, когда ей довелось впервые познакомиться с Маргаритой Валерьяновной, она отметила:

«Законченная эгоистка, не любит и не желает считаться с окружающими, избалована сверх меры, чрезвычайно мнительна, до крайности себялюбива».

Она шла по коридору рядом с Маргаритой Валерьяновной, думая про себя:

«Говорят, в плохом человеке следует искать хорошее, так же, как и в хорошем плохое, тогда и только тогда можно со всей ясностью понять человеческий характер».

В сущности, что же хорошего в этой старой женщине, идущей рядом с нею, полной обид и претензий ко всему и ко всем?

Мысленно рассердилась на себя:

«В конечном счете, я врач и только врач, не мое дело судить, хороший ли мне попался пациент или плохой. Мое дело лечить, и только!»

Она открыла дверь палаты, подошла к Елизавете Карповне:

— Как вы сегодня?

Елизавета Карповна попыталась улыбнуться:

— Благодарю вас, как будто бы лучше сегодня…

— Вот и хорошо, будем надеяться на лучшее.

Маргарита Валерьяновна изумленно во все глаза смотрела на Зою Ярославну.

Кто бы сказал, что эта безусловно сильная, волевая женщина, на взгляд Маргариты Валерьяновны, несколько мужеподобная, может так мягко, даже нежно разговаривать с больной? Возможно, они старые знакомые или родственники? Все может быть, хотя тогда она не стала бы разговаривать на «вы», просто Зоя Ярославна, очевидно, симпатизирует этой самой учительнице, чем-то та, наверно, сумела ей понравиться…

«Но разве я не нравлюсь с первого взгляда? — спросила себя Маргарита Валерьяновна и сама же ответила: — Разумеется, нравлюсь…»

Она всерьез считала себя неотразимой, чрезвычайно обаятельной.

Прошло еще несколько дней, и Маргарита Валерьяновна постепенно привыкла к своей соседке, тем более что та ничем не досаждала ей, а, напротив, вела себя тихо, не стонала, не плакала и с интересом слушала рассказы Маргариты Валерьяновны о ее блистательном прошлом.

— Сам Ярон был от меня в восторге, — рассказывала Маргарита Валерьяновна. — Поверьте, милая, все это знали, решительно все, бывало, только увидит меня, сразу же: «Марго, дитя мое, солнышко…» — Маргарита Валерьяновна задумчиво щурила глаза. — Но я и хороша была, черт побери, до того хороша…

Елизавета Карповна улыбалась.

— Куда, куда все девалось? — спрашивала Маргарита Валерьяновна, ожидая уверения, что она все такая же, что для нее годы идут незаметно, и Елизавета Карповна, понимая, чего от нее ожидают, говорила:

— Вы до сих пор очень привлекательны…

— Да, я знаю, — соглашалась Маргарита Валерьяновна. — Но если бы видели меня, какой была тогда, двадцать лет тому назад! Всего лишь двадцать лет, ах, какой я была!