От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920

Оглядываясь на краткий период, проведенный мной на Дунае, я должен сказать, что провидение ко мне было очень благосклонно. Я попал в самый развал отступления нашей армии и затем в революцию и тем не менее у меня не было никаких несчастий, катастроф и других невзгод, а даже в такой тяжелый период были еще события и факты, которые можно вспомнить с удовольствием. Великая война для России кончилась, но страдания бедной Родины от этого не уменьшились, а увеличились. К этому периоду я перейду в отделе «Добровольная армия»,[275] где мне было суждено сыграть еще роль.

Часть II Гражданская война

Добровольческая армия

Одесса

В Одессе я нашел полную перемену: не было больше бродящих повсюду товарищей и солдат, лузгающих семечки и наполнявших атмосферу отборной руганью; улицы были вымыты и прибраны и по ним гуляли, кроме обыкновенных обывателей, чисто одетые австрийские патрули и немецкие и австрийские лейтенанты. Конечно, это было приятнее товарищей, но невольно приходило в голову – неужели для этого мы терпели столько жертв и страданий.

В Одессе мне удалось довольно удобно устроиться у моих дальних родственников. Я получил две комнаты со столом за недорогую цену на Пироговской улице невдалеке от вокзала. За несколько дней до моего приезда произошел с помощью немцев политический переворот, и генерал Скоропадский[276] сделался гетманом Украины. Не успел я еще оглядеться в Одессе, как уже получил приглашение приехать в Киев на совещание с гетманом по делам Черноморского флота. Такое же приглашение получили адмиралы Покровский[277] и Паттон, находившиеся также в Одессе. Не зная хорошо, в чем дело, я все же рискнул поехать. К образованию самостийной Украйны я, конечно, симпатий никаких не имел и, наоборот, решил отнюдь не служить делу расчленения России, но меня главным образом влекло желание узнать сущность совершающихся политических махинаций, а в Киеве это, конечно, было легче, чем в Одессе.

Благодаря немцам между Одессой и Киевом уже циркулировали скорые поезда с вполне исправными вагонами, и мы в вагоне 1-го класса, никем не беспокоемые, менее чем в сутки добрались до Киева и заняли уже приготовленные для нас номера в гостинице.

На другой день мы отправились на аудиенцию к ясновельможному гетману, который жил во дворце генерал-губернатора. Приемные комнаты были полны народа. Караул занимали офицеры в русской форме, и только за письменным столом сидел какой-то господин с прической à la Кочубей, как его рисуют на портретах, и в форме, весьма напоминающей певчего из синодального хора. Мне сообщили, что это генеральный писарь пана гетмана. Когда я был в приемной, он ничего не писал, а сидел молча, как Будда, и, по-видимому, обязанности его были исключительно служить манекеном или символом украинской государственности. На мове еще не говорил никто, и этому языку только еще учились у галицийцев.

Спустя некоторое время нас пригласили в отдельную комнату, и к нам сейчас же вышел моложавый красивый блондин в казачьей форме и предложил нам сесть. Это и был ясновельможный пан гетман. Разговор длился около часа. Гетман нам сказал, что пригласил нас для совета по делам Черноморского флота, который Украйна решила взять в свое ведение впредь до решения вопроса об отношениях будущей России с Украйной. Гетман нас просил составить записку об управлении флотом и передать ему на утверждение через совет министров, только что тогда образованный. На наш вопрос о границах Украйны, он ответил, что в Украйну войдет Крым, а затем, вероятно, присоединятся и казачьи области до Урала включительно, а в дальнейшем, вероятно, и Москва. При этом гетман понизил голос и сказал, что с нами он будет вполне откровенен. Он взял власть как тяжелый крест, так как не видел другого выхода из положения. С поддержкой немцев и своих хлеборобов, которые его выбрали и которых насчитывается 14 миллионов, он надеется установить прочный порядок сначала в Украйне, а потом и в России. Он не самостийник, а желает только автономии Украйны, на которую она имеет полное право. Для всей России он был и есть монархист и надеется дожить до того времени, когда снова сделается верноподданным законного русского монарха.

Мы сидели и, развесив уши, слушали и верили, но, может быть, и правда, что в то время Скоропадский, еще не опьяненный почетом и властью и не ласкаемый как младший брат императора Вильгельма, правда говорил, что думал. Разговоры о том, что несчастная Украйна стонала несколько веков под игом злокозненной России, начались уже два месяца спустя, когда гетман имел свой двор и принимал всех как коронованная особа. Теперь же он держал себя с нами совсем как равный с равными.

Мы ушли от него почти что очарованные и почти что верящие в близкое избавление России от большевиков.