От начала начал. Антология шумерской поэзии

Культура как проявление человеческого отношения к природе возникает в ходе истории. Стремление «укатегорить и понять» — безусловно, свидетельство определенной стадии развития человеческого мышления, когда человек создает свое описание мира. И понятно, почему в этом каталогизированном мире для проявленности его главная творческая роль отводится Слову. Назвать Оювом — это значит вызвать вещь, явление из небытия, ввести в мир реального, закрепить и тем самым понять и о&ьяснить. Не отсюда ли такое количество «объясняющих» мифов? Но все же во весь период шумерской истории уровень сознания был таков, что даже объясняя, оно предпочитало выражать себя в форме слова поэтического, скрываясь за метафорой, не доводя описание до создания специального трактата, до рассуждения на тему о «Начале начат» — о происхождении, о сотворении. Более того, поэтическая формула может в шумерском мифе как бы противостоять онисанию-обьяснению, и тогда она настолько загадочна, что ее смысл приходится извлекать, подобно ядрышку ореха из скорлупы. Вот, скажем, в мифе о Энлиле и Нинлиль главный герой совершает странные и непонятные нам поступки — трижды вступает в брак с собственной возлюбленной, будущей супругой, под видом других лиц, имеющих прямое отношение к подземному миру. И происходит все это или в самом подомном мире, или где-то на его границе. Нинлиль зачинает трех богов. В момент соединения с пей Энлиль произносит таинственную формулу: «Семя моего господина— к небу, семя мое в землю воистину пусть идет! Семя мое за семя моего господина в землю воистину пусть идет!» Совершенно ясно, что для шумерийца в ней заключался особый смысл, и для развития действа мифа она необычайно важна. Поведение Энлиля и его слова становятся понятными, когда мы обращаемся к другому мифу, повествующему о подземном мире — о нисхождении богини Инанны. Оживленная травами и водами жизни Инанна собирается выйти из подземного царства, но судьи подземного мира, Ануннаки, кватают ее со словами: «Кто из спустившихся в мир подземный выходил не­вредимо из мира подземного? Если Инанна покинет Страну без возврата, за голову голову пусть оставит!» И Инанна отдаст заменою за себя в подземный мир своего супруга Думузи. Не то же самое сделал и Энлиль. Он выкупил из подземного мира себя, Нинлиль и своего будущего первенца, бога луны Нанну. Взамен он оставил три божества, зачатых как бы существами подземного мира и потому этому миру обреченных. Троих за троих — все трое богов останутся там, в подземном царстве, ибо таков закон мироздания. Сопоставляя эту идею с другими месопотамскими взглядами, так же рассыпанными в виде отдельных фраз-формул в поэтических текстах, мы встречаемся с представлениями о равновесии между миром живых и миром мертвых, о необходимости некоей гармонии для поддержания мирового порядка. Таким же образом из текстов шумерских прологов извлекается представление о возникновении жизни. Современные исследователи склонны считать, что в истории человечества эти представления развивались В двух направлениях — статичном, когда за основу и первопричину бытия берется состояние абсолютного покоя, и динамичном, полагающем первоначальное в огненном движении. По традиции первое возводят к Пармениду и элсатам, второе — к Гераклиту, то есть начинают историю философии с рассмотрения греческого мировоззрения. Шумеро-вавилонские взгляды на абсолютный покой ках основу бытия продлевают злу традицию по крайней мере на полторы тысячи лет, если не больше, при том что шумерское мировоззрение сохранилось в памятниках письменности, не выделяя себя в особую отрасль знания. Эти мысли, даже скорее ощущения, не постулировались и не доказывались, они наполняют ткань шумерской литературы как ее незримая основа, и, может быть, лучше их называть не мировоззрением, но мирочувствованием или мироощущением. Основа этого мироощущения, а следовательно, и глубинного смысла мифа — в медитирующем сознании, то есть в способности «внимать неслышимому» и «узревать невидимое». В шумерских статуях с их широко раскрытыми огромными глазами и руками, сложенными особым образом, прекрасно уловлен и передан момент этого напряженного внимания, страстного ожидания Знака Бога. А этиологические «ратья сиятельные и объясняющие» мифы есть перевод «языка высших сил» на язык человеческий в понятиях и образах, на том уровне, на котором находился человеческий социум. И если определить работу рассудка как усилие понять незнаемое, а интуицию — как состояние, когда незнаемое случается, то должна быть понятна разница между формулон-мифологемоп «за голову — голову» и этиологическим мифом. Последний всегда вторичен по отношению к первой.