Но чем сложнее существование, тем лучше для человека, желающего изжить в себе пагубную страсть к наркоте. Хочешь поесть горячего, умыться теплой водой, почитать книгу в комфортном тепле — для этого, прежде всего, надо распилить деревянный чурбак на чурки, наколоть из них поленья, растопить печку. Все это дело, требующее много времени и сил, которых не остается даже на мысли о наркотиках. В доме постоянно обитало от двенадцати до пятнадцати человек — впервые попавшие на реабилитацию, наркоманы, совсем недавно слезшие с иглы. Эти же люди — неофиты пятидесятничества, овцы божьи, делающие первые шаги на пути духовности. Постоянно жили или приезжали из Воронежа наставники, как опытные пасторы, так и только начинающие просвещать других. Я, уже три года состоящий в «Исходе», имеющий большой опыт в миссионерстве, был не среди вторых, а среди первых. Потому что сам себя загнал в такую ситуацию, когда все надо начинать сначала.
Это очень трудно. Это все равно, как в школе доучиться до десятого класса, а потом вдруг снова пойти в третий класс. Как в армии дослужиться до капитана, а потом вдруг снова оказаться рядовым. Иногда мне снится… снится до сих пор, что меня снова забирают на действительную службу и отправляют в тот же самый подмосковный гарнизон. Я там всё и всех знаю, но мне почему-то необходимо тянуть лямку заново.
В поселке под Воронежем я очутился в такой ситуации наяву. И понял слова из книги Екклесиаста «Многие знания умножают скорбь». Мне приказывали наколоть дров, да еще показывали, как правильно махать колуном, хотя я и так прекрасно умел это делать. Мой наставник читал со мной Библию и многословно, коряво, иногда неправильно толковал стих или целую главу. Я был старше, умнее, образованнее этого туповатого молодого человека, но был вынужден слушать его и кивать головой. Я душил в себе возражения и гордыню, потому что следовало не перебивать его, не поучать, а засунуть язык себе в задницу и смириться, благодаря и выслушивая наставления. В этом и состояла суть моего личного спасения на тот момент.
Сколько раз я порывался плюнуть на все, включая собственную жизнь, вернуться в Ставрополь, снова взяться за наркотики назло самому себе. Но успокаивался, глотая обиды и унижения. Как и в прежние времена, я вставал в четыре утра и шел в сарай молиться за себя, своих близких, за соседей по реабилитационному центру, за наставников и пастырей. И мне открылось, зачем я тогда это делал — молился, смирялся, старался. Я восстанавливал свои отношения с Богом, которые сам же и разрушил.
Мои старания, послушание, безропотность не остались незамеченными воронежским начальством «Исхода». Это выразилось… Нет, не в том, что меня повысили, а, наоборот, понизили. Выдержу ли новые испытания, унижения? Не сдамся? Не сбегу?
У нашей церкви в деревне неподалеку была своя небольшая ферма. Меня отвезли туда и поставили ухаживать за свиньями и кроликами — чистить загоны и клетки, вывозить дерьмо на двадцатиградусном морозе, кормить животных, следить, чтобы они не замерзли. На ферме я провел пятнадцать дней. Можно сказать, блестяще справился с порученным делом. Я, как человек бывалый, с домашней скотиной управляться умею. Мне это не было в тягость. Деревенская жизнь, простой крестьянский быт был мне в то тяжелое время по нутру.
Я держался. Без жалоб и ропота. Приказывали несколько дней молиться за совершенно незнакомого мне человека — я молился. Приказывали три дня держать строгий пост — хлеб и вода — я постился. Потом мне рассказал один пастор, что повторная реабилитация, как в физическом, так и в духовном плане — самая тяжелая. Если ты искренне верующий, то боишься согрешить, тебя удерживает страх божий. А когда по второму, третьему, четвертому разу идешь по тому же пути, страх куда-то улетучивается. Для большинства алкашей и нариков повторная реабилитация в наших духовно-терапевтических центрах оказывается бесполезной. Они возвращаются к алкоголю и наркотикам. Но в Писании сказано: «Нельзя служить Богу и мамоне». Поэтому такие недолечившиеся и недоучившиеся очень часто скатываются туда, где их ждут «гробы отверстые».
Через четыре месяца в деревне я снова стал физически здоровым и духовно чистым человеком. Меня, наконец, перевели в город на служение и сразу представили епископу Андрею Козлову. Я с ним познакомился еще в Липецке, куда он приезжал.
— Ну, что же ты, Роман Антошин, сорвался, говорят?
— Грешен, Андрей Эдуардович, сорвался. Но этого больше не повторится. Теперь я тверд в вере и в отрицании наркотиков.
— Хм, я верю тебе, Роман. И прощаю тебя. Что сказал Спаситель в ответ на вопрос апостола Петра, до семи ли раз прощать брату моему, согрешившему против меня?
— Не говорю тебе «до семи», но до седмижды семидесяти раз!
— Молодец! Мне рассказали о твоем рвении и твоих способностях. Я найду тебе достойное место в «теле Христа». Будешь служить в моей канцелярии.