От Олимпии до Ниневии во времена Гомера

В I тысячелетии до н. э. постепенно выходит из моды всякого рода косметика, которая некогда широко употреблялась. Причем увлечение косметикой не только было вызвано кокетством, но и имело культовое значение. Человек стремился стать подобным богу, что обещало ему защиту от подстерегающих в мире опасностей. Глаза, например, подкрашивали зеленым растертым малахитом. Отсюда возникло представление об «отвращающем беду глазе», а потом и о «злом глазе». В Греции часто орнаментировали края чаш рисунками с изображениями больших глаз, ибо считали, что это предохраняет от опасностей, яда или чрезмерного опьянения. Подкрашивать губы было не принято.

Амброзией называли, по-видимому, не только пищу богов, но и благовония. Конечно, ими пользуются только боги. Но даже боги в уходе за телом не склонны к изнеженности; их любовь к украшениям лишена утонченности. Гера, например, хочет быть красивой, чтобы понравиться Зевсу и соблазнить его, но при этом не особенно злоупотребляет косметикой.

С тела, будящего страсть, сначала амбросией смыла
Всю приставшую грязь и потом амбросическим кожу
Маслом блестящим натерла, приятного запаха полным;
Стоило хоть немного встряхнуть его в зевсовом доме,
И аромат от него достигал до земли и до неба.
Кожу прекрасную им умастивши, себе расчесала
Волосы и заплела их руками в блестящие косы,
И с головы их бессмертной своей красиво спустила.
Платьем оделась нетленным, какое Паллада-Афина
Выткала ей, изукрасила множеством дивных узоров.
Ризу златыми застежками выше грудей застегнула,
Поясом с сотней висящих кистей опоясала стан свой.
Серьги трехглазые, с тутовой ягодой сходные, вдела
В мочки ушей. И великою прелестью вся засветилась.

(Илиада, XIV, 171 сл.)

Богиня, не стыдясь, смывает грязь с кожи. Она не постеснялась бы, если бы хотела, усилить румянец, оттенить белизну кожи, подчеркнуть блеск глаз, но, по-видимому, это просто не было принято. Рассказ Гомера был в духе того времени, грубого и не склонного к украшательству.

Музыка

Подчеркивая некоторое однообразие в описании занятий феаков — они были либо мореходами, либо пиратами, — мы уже задавали себе вопрос, не приписал ли Гомер потустороннему миру формы современной ему жизни. Деление жителей на корабельщиков и кузнецов, проживающих на берегу в городах, очень хорошо подходило к условиям жизни в Тарсе. Кроме своего опыта в мореплавании феаки похваляются еще и умением петь и танцевать, в котором, как им кажется, превосходят другие народы. Чтобы доказать свои способности, они приводят слепого певца Демодока, который обычно поет за пиршественным столом героические песни. Теперь он должен сопровождать своим пением и игрой на форминге танцы юношей. Демодок поет не о героях; скорей его песню можно назвать веселой шуткой. Это рассказ о том, как перемазанный копотью кузнец Гефест поймал невидимой сетью свою неверную супругу Афродиту вместе с ее любовником Аресом и потом созвал весь Олимп, чтобы показать их всем. Нас нисколько не удивляет, что чтение героических песен не сопровождалось танцами: как можно, вообще, танцевать под чтение стихов, даже если его сопровождают аккорды форминги? Представить себе декламацию в качестве танцевальной музыки не так-то просто! Следует, однако, учесть, что ритм обеспечивался последовательным чередованием наполовину певшихся, наполовину произносившихся слов. Этот ритм отнюдь не практикуемое в школах скандирование, безусловно не украшающее литературные произведения. Если уж скандировать, то нужно по крайней мере делать это нараспев, не искажая смысл варварским разрезанием фраз на отдельные ритмические куски. Греки не отделяли гекзаметр от его музыкального сопровождения. А от Гомера мы узнаем и о связи его с танцем.

Пение и танцы не входили в искусство рапсодов, скорее они относились к быту, в котором музыка занимала немало места.

Музыка и танцы