От перемены мест слагаемых (СИ)

Тауриэль нервно хохотнула, Кили набычился - он хотел и собирался, несмотря ни на какие драконьи выверты, посвятить остаток ночи жене и только жене, а вовсе не поискам супа или выставлению беспардонного ящера из спальни молодоженов. Но что-то делать было надо! Однако супруга не зря была капитаном лихолесской стражи, да и пауков поминала не зря: она встала в полный эльфийский рост на цыпочки (у Кили от этой картины совершенно пересохло во рту) и пошарила цепкой рукой поверх высокого для мужа балдахина. Где-то в центре образовалась весело подпрыгивающая ямка, как он мог рассмотреть снизу, но Тауриэль до этого поганца безнадежно не доставала. Кили затравленно огляделся, но поблизости не было ни луков, ни стрел, ни швабр, ни мечей - ничего хоть отдаленно напоминающего орудие, которым игривого Рубинчика можно было безапелляционно сбросить с кровати и выставить за дверь.

Курлыканье усилилось, похоже, дракончик уверился, что они хотят с ним поиграть. Кили сердито запыхтел, ухватил и подбросил подушку, прицельно, в нагло продавленную чешуйчатым задом ямку, сверху оскорбленно заверещали, захлопали крыльями, метнулись над головой Тауриэль, мимоходом взлохматив заплетенные и незаплетенные волосы. Кили глянул на жену и понял, что Рубин сделал это зря: столь трудоемкое венчальное плетение было дорого ей как память о первой половине их брачной ночи, поэтому в присевшего на косяк Рубина полетела вторая подушка. Верещание повторилось, вспугнутый дракончик стал метаться по спальне алой молнией, не забывая цеплять коготками прически молодоженов и для особого веселья распарывая попадающиеся по пути подушки и перины, кажется, занесенные им в список особо опасных предметов. Кили и Тауриэль, чертыхаясь во вьющихся вокруг перьях, старались разглядеть и поймать маленького нахала, эльфийке удалось мазнуть пальцами по крылу, отчего Рубин заверещал восторженно - его погладили! - и продолжил сеять вокруг бардак и бедлам. Затаившийся Кили несколько раз бросал на мечущегося дракончика прорванную наволочку, но Рубинчик заливисто верещал и когтями или даже просто мордой разрывал крепкую ткань, теоретически, рассчитанную на столкновение с окованными предметами одежды.

Молодожены предприняли несколько попыток наброситься на Рубинчика одновременно, даже приоткрыли дверь, чтобы крылатый поганец вылетел прочь, но вместо этого привлекли, кажется, одобрительно улюлюкающих зевак, восхитившихся эльфийской страстью - аж перья летят! Дверь пришлось поспешно захлопнуть, но комментарии продолжали сыпаться, Тауриэль запунцовела не хуже Рубинчика, Кили заполыхал ушами, молодожены с трудом могли посмотреть друг на друга: им до дрожи и сведенных пальцев хотелось попробовать на практике хоть что-то из присоветованного, однако весело верещащий дракончик сводил эти планы на нет.

Разъярившаяся Тауриэль сдернула с кровати простыню, перехватила её как ловчую сеть, набросила на пролетавшего стремглав Рубина, тот заметался прямо в простыне, странным образом не теряя ориентации в пространстве и даже наоборот - усиливая хаос, и без того творящийся вокруг, из этого конкретного положения. Теперь перья вновь взметнулись за простынным хвостом вихрем, на пол полетела задетая тряпкой ваза, Тауриэль крикнула ему, указывая на посуду, “Кили!”

Кили бросился её ловить, едва поймал, потом на пол сверзилась расписная тарелка, подаренная на счастье, которую, вытянувшись в немыслимом прыжке, спасала уже Тауриэль. Следом вредный ящер столкнул стеклянное деревце, пару венчальных кубков, кочергу из горного хрусталя и молот из раух-топаза. Кили и Тауриэль сложили спасенные хрупкие предметы на продранную перину и уставились на восторженно верещащее и нарезающее круги по комнате привидение в ожидании новых сюрпризов.