От первого лица

В тот день я куда-то там не поехал и возвратился в гостиницу, решив поблаженствовать в обществе только что купленного арбуза, но, увы, меня в номер не пропустили. Я с ужасом наблюдал, как по вестибюлю, куда мне позволили заглянуть перед тем, как выставили окончательно, бродят угрюмые дядьки с миноискателями. Вспомнил, что сегодня вечером объявлен прием, куда пригласили и меня; на приеме намеревался выступить лидер азербайджанских коммунистов Гейдар Алиев. По этому случаю гостиницу обыскивали в поисках мин и бомб, принесенных врагами.

У Алиева с врагами были давние счеты, он провел много лет, одолевая дракона на должности руководителя местной охранки, в звании генерала КГБ. Коренастый, тяжелый, любящий показывать гостям пистолет, который он носил в кобуре под мышкой, Алиев был вождем старой школы, сталинского разлива. Азербайджанцы, с которыми я о нем заговаривал, как правило, вздрагивали при упоминании имени руководителя, а затем говорили что-нибудь в меру положительное вроде «Крепкий начальник» и отворачивались. Сзади и впереди идущего Алиева всегда бежала охрана, если он входил в президиум, то – метров на пять впереди остальных, разрешая залу поаплодировать себе и приветствуя этот зал мясистой большой лапой.

Короче говоря, я разозлился, что меня не пустили в гостиницу, потому что искали там мины, которых наверняка не было. Тогда же я решил, что пора с этим кончать; хозяева, не впускающие гостя в дом, потому что он им подозрителен, мне ни к чему. Прижав к груди арбуз, я размышлял на все эти темы, сидя на ступеньках гостиницы «Азербайджан», и тут ко мне подошел усач в черном костюме. «А, Коротич, – сказал усач и широко улыбнулся. – Не пускают тебя. Это тебе не с иностранными корреспондентами обниматься!» Усач дал мне понять, что про меня все известно. Кстати сказать, такие же усачи сидели на всех этажах бакинской гостиницы, поводя вокруг черными, чуть навыкате глазами и всех видя насквозь.

«Ладно, пойдем!» – сказал усач и провел меня сквозь вестибюль с миноискателями, даже не проверив, нет ли в моем арбузе мины для уничтожения товарища Алиева. Усач арбуза не боялся. Арбузы, наверное, проверили еще до продажи, прямо на бахче.

С братским Азербайджаном у меня было не много общего, а сейчас ощущение отчужденности усилилось до предела, укладываясь в универсальную формулу: «Ну их на фиг!» Я вошел в номер, разрезал арбуз, надкусил сочный ломоть и понял, что не хочу здесь жить. Снял телефонную трубку, позвонил в Тбилиси и, шамкая ртом, полным арбузной мякоти, сказал своему другу Джансугу Чарквиани, что устал от партийно-мусульманского гостеприимства. «Быстро беги к нам! – возопил Джансуг. – Ты там с ума сойдешь! У нас завтра пленум ЦК, Эдуард обрадуется!»

Чарквиани называл Эдуардами только двоих: нашего общего друга, пилота и замечательного тамаду по фамилии Кухалейшвили, и руководителя грузинских коммунистов по фамилии Шеварднадзе. Первого он звал по имени всегда, а второго только заочно. Не выяснив, о каком конкретно Эдуарде идет речь, я зато уяснил, что на декаде мне надоело. Наверное, Баку – хороший город, но слишком он отличается от других моих любимых городов и от моих представлений о местах, где можно быть счастливым. Это мое личное: Есенин, к примеру, был уверен, что лучше и гостеприимнее Баку ничего нет.

Я собрал вещи, прямо в вестибюле гостиницы купил билет на поезд в Тбилиси, заказал такси. Волоокий красавец на стуле в коридоре проводил меня медленным взглядом, но ничего не сказал. Может быть, он уже все знал, а может быть, было жарко и он не хотел утруждать себя разговором. А возможно, он ожидал, когда я уеду, чтобы доесть у меня в номере холодный арбуз.

Люди с миноискателями уже ушли из вестибюля гостиницы. Красавицы в национальных костюмах расставляли кувшины с цветами, особенно щедро вокруг портретов Брежнева и Алиева. Пора было сматываться.

Ночь в кавказском поезде, пропахшем чесноком, пылью и кислым вином, – и я в Тбилиси. Еще час, в который вошло короткое посещение духана с дегустацией молодого барашка, а также два тоста – за Грузию и за наших близких – и я на пленуме ЦК Компартии Грузии. Вернее, за кулисами театра, где пленум проходил. Много людей вокруг, много столов со стоящими на них бутылками белых и красных вин. Отдельно стоят когорты прозрачных чайных стаканов. На блюдах фрукты: все грызут яблоки, чокаются и галдят со вполне беспартийным видом. Шеварднадзе – в толпе, только его белая макушка плавает среди черных причесок. Обстановка деревенской свадьбы, а не пленума ЦК. «Эй, – кричит мне Шеварднадзе. – Выступи первым после перерыва!» – «О чем?» – «О чем угодно! Поздравь нас!» – «С чем?» – «С чем угодно…»