От первого лица... (Рассказы о писателях, книгах и словах)

Как-то этому дяде попались на глаза сти­хи племянника:

Так певал без принужденья,

Как на ветке соловей,

Я живые впечатленья

Первой юности моей.

Счастлив другом, милой девы

Все искал душою я,

И любви моей напевы

Долго кликали тебя.

По воспоминаниям А. И. Дельвига, «дядя рассказывал, что Дельвиг не живет дома, ходит в леса, скрывается там в ветвях де­ревьев, поет разные неприличные вещи и сам еще об этом пишет». Словом, как заме­тил Пушкин, посылая своему другу Антону Антоновичу череп, принадлежащий якобы предку Дельвига:

Сквозь эту кость не проходил

Луч животворный Аполлона.

В биологии существует большой набор средств, с помощью которых генетики воз­действуют на растительный организм, чтобы вызвать нужные отклонения от исходного типа. Применяя эти средства, ученые как бы расшатывают наследственную основу ор­ганизма, или, пользуясь выразительным французским тропом «affoler», «сводят с ума» упрямую породу, изменяют ее в нуж­ном направлении.

К набору сильно действующих средств, расшатывающих косный динамический сте­реотип, принадлежит троп. Чем он неожи­данней, чем дальнобойней ассоциация, тем больше шансов на то, что мысль автора верно запечатлеется в голове читателя.

Герой «Возвращенного ада» рассказывает: когда Гуктас ехал на дуэль, «глаза его свер­кали под белой шляпой, как выстрелы». А когда Галиен решил искать сбежавшую Ви­зи: «Я представил себя прожившим мил­лионы столетий, механически обыскива­ющим земной шар в поисках Визи, уже зная на нем каждый вершок воды и материка,— механически, как рука шарит в пустом кар­мане потерянную монету, вспоминая скорее ее прикосновение, чем надеясь произвести чудо...» Неожиданный троп в повествовании Галиена Марка закономерен. Ведь Галиен Марк — журналист, и журналист талантли­вый.

С помощью тропа автор «расшатывает» динамический стереотип читателя. С по­мощью тропа он старается навязать свое от­ношение к миру, свое чувствование действи­тельности, свои оценки. Правда, ни одному, даже самому гениальному, писателю этой цели добиться не удавалось. Известны по­следователи Л. Толстого, американца Торо, упадочники-есенинцы, подражавшие поэту и в творчестве и, к сожалению в жизни, но в целом все это не выходило за пределы недолговечного увлечения и поверхностной моды.

Тем не менее троп независимо от воли автора решал куда более значительную ху­дожественную задачу. Закончив читать ро­ман, читатель с изумлением чувствовал, что самым близким, знакомым другом для него стал не герой, как бы ярко и блистательно он выписан ни был, а сам автор, о котором на всем протяжении книги не было сказано ни слова и который искренне желал остать­ся в тени.

Произошло это потому, что троп, впле­тенный в ткань художественного повество­вания, незаметно обнажает динамический стереотип автора, его сокровенную сущ­ность, его манеру мыслить и рассуж­дать.

Если взять даже сугубо научное сочине­ние, например «Органон», написанный две тысячи лет тому назад, то и там мы най­дем штрихи, дающие представление об авторе, Аристотеле, как психологическом типе. Рассуждая о предикатах, то есть о са­мых общих понятиях, он писал: «Сущ­ностью является, коротко говоря, например, человек, лошадь. Количество — это, напри­мер, в два локтя, в три локтя... Обладание — например, обут, вооружен. Действие — на­пример, режет, жжет. Страдание — напри­мер, его режут, жгут».

Здесь не только чувствуется участие Ари­стотеля в завоевательных походах Алексан­дра Македонского, но проскальзывает и пло­хо скрытое отвращение к жестокостям сво­его бывшего ученика.

Прочтем еще одну фразу из времен более близких. Эта украшенная тропом фраза написана летчиком, бомбившим без­оружных жителей абиссинских деревень. Бомба, пишет он, взорвалась, «распустив­шись при этом, как роза». Автор этого срав­нения фашист — сын Муссолини.

Троп может много рассказать и о миро­воззрении писателя, и о его настроении, и о бытовых мелочах, связанных с его жизнью.

Всем известны парижские стихи Маяков­ского:

Если б был я

                  Вандомская колонна,

я б женился

                  на Place de lа Concorde.

В 1925 году, когда эти стихи были напи­саны, еще существовала в Москве Сухарева башня. Башню эту издавна называли «Суха­ревой барышней», и Маяковский, конечно, знал народную прибаутку о том, что баш­ню отдадут замуж за колокольню Ивана Великого.

Очевидно, даже самый оригинальный троп незримыми нитями связан с народным со­знанием.

Грин не находит нужным сообщать что-либо о внешнем облике Марка. Опорных то­чек, определяющих его наружность, в рас­сказе не найти. Автор, очевидно, полагал, что для темы «Возвращенного ада» внешние черты героя несущественны.

В прощальном письме Визи называет Мар­ка внимательным, осторожным, большим и чутким. О внимательной осторожности жур­налиста можно судить и по манере, с ко­торой он ведет рассказ. Сложный характер его угадывается в соединении душевной мягкости с решительностью и силой ду­ха, проявленной при столкновении с Гуктасом.