От первого лица... (Рассказы о писателях, книгах и словах)

Комментаторы «Возвращенного ада» за­метили, например, что зловещая фигура Гуктаса вылеплена по образу и подобию лидера махровой партии «октябристов» Гуч­кова. Это предположение обосновывалось некоторым созвучием фамилий и замеча­нием автора о том, что Гуктас был душой партии Осеннего Месяца, «ее скверным аро­матом».

Догадку можно считать бесспорной, тем более что Гучков, так же как и Гуктас, стрелялся на дуэли и отсидел по этому доводу в тюрьме.

Но нельзя согласиться с выводом, кото­рый из всего этого делается: будто бы Грин «хочет, чтобы читатели знали, какой именно деятель партии Осеннего Месяца искал ссо­ры с журналистом».

Именно этого-то Грин и не хотел.

Своеобразие его зрелых вещей состоит в том, что, решая нравственные проблемы, он извлекал героев из конкретной социальной и бытовой обстановки, для того чтобы обна­жить и показать в чистом виде каркас опре­деленной психологической ситуации.

Гриновская поэтика рождалась в годы разгула реакции. Писатель хорошо чувство­вал невысокий уровень сознания большин­ства своих читателей, вскормленных желтой прессой и бульварными романами. Такого читателя трудно выволочь из трясины по­шлости, порнографии, трусливой полуправ­ды прописных истин и покорного утешитель­ного суеверия. Грин старался отвлечь чи­тателя от привычной рутины, встряхнуть, заставить увидеть «облачные пейзажи». За­дачей Грина было лишить читателя навязан­ных ему ориентиров, чугунных прописей мещанской морали, заставить читателя мыс­лить. Потому-то он и поселяет своих пер­сонажей в особенную, не похожую на дру­гие страны страну Гель-Гью, в незнакомый, не похожий ни на какие другие города го­род Зурбаган.

Была полоса, когда Грина бранили за то, что он дает своим героям иностранные име­на. И бранили напрасно. Имена гриновских героев не иностранные. Они придуманы так, чтобы их созвучия возможно полней соот­ветствовали внутренней сути образа. Вспом­ните светлые, яркие, похожие на названия звезд и созвездий женские имена — Ассоль, Гелли, Молли. И наша знакомая — Визи... Цель выдуманных, нездешних имен та же: лишить читателя привычных ориентиров. Привычные звучания — Мани, Лили и про­чие,— словно магнитики притягивают зате­рянные в памяти случайные образы лиц, родственников, знакомых с их ненужными хлопотами, поступками, фразами и отбра­сывают читателя снова из крылатого мира фантазии в серую бытовую колею.

А гриновские имена возбуждают вообра­жение.

«Мне, собственно, не надо было спраши­вать твое имя,— говорит девушке Ассоль собиратель легенд и сказок Эгль.— Хорошо, что оно так странно, так однотонно, музы­кально, как свист стрелы или шум морской раковины; что бы я стал делать, называйся ты одним из тех благозвучных, но нестер­пимо привычных имен, которые чужды Прекрасной Неизвестности?»

Иногда по ходу сюжета возникает необ­ходимость вернуть читателя от «облачных пейзажей» на нашу грешную землю. В та­ких случаях Грин не пренебрегает и про­заическими именами. Бесцельно бродивший по улицам Херама журналист Марк захо­дит в трактир, выпивает несколько стаканов вина, видит улыбающуюся ему женщину. Он велит старику пригласить ее. И старик кричит радостно: «Полина! Переваливай­тесь сюда к нам, да живо!»

В этом эпизоде автор не боится прозаи­ческих ассоциаций с привычным мещан­ским бытием.

Что такое художественная ассоциация?

Под действием внешних раздражителей в мозгу образуется сложнейшая мозаика вре­менных условных связей. Чем богаче опыт человека, тем разнообразнее эти связи. Вы­работанные в течение жизни связи все бо­лее закрепляются и образуют определенный, трудноизменяемый рисунок, некий узор, на­званный И. Павловым «динамическим сте­реотипом».

И. Павлов подчеркнул две особенности ди­намического стереотипа — положительную и отрицательную. Положительная заключает­ся в том, что динамический стереотип сбе­регает затрату нервной и мыслительной энергии в стандартных, повторяющихся об­стоятельствах. Отрицательная состоит в кос­ности динамического стереотипа, в том, что он противится вторжению новых идей и мыслей, противится изменению узора под действием новых обстоятельств.

Упрямство динамического стереотипа в крайней, патологической степени выражает­ся мизонеизмом — упорным уклонением от всего нового. А творческий процесс есть за­мыкание свежих, необычных условных свя­зей, установление новых, неожиданных ассо­циаций. Поэтому-то в художественном твор­честве первостепенную роль играют уподо­бление, сравнение — словом, все виды тро­па.

Обратимся к примеру.

Французское слово «poire» в русском пе­реводе значит «груша». Это слово имеет и другой смысл, который по-русски можно приблизительно определить понятием «простофиля».