От первого лица... (Рассказы о писателях, книгах и словах)

Взаимоотношения личности и среды, по­жалуй, самая сложная проблема понятия «феномен человека». Проследить на класси­ческих образцах, как проявляется это вза­имоотношение,— благодарная задача эсте­тики. А решается она пока что медленно, и приходится соглашаться с выводом статьи, напечатанной не так давно в журнале «Во­просы философии»: «Человек есть, с одной стороны, продукт социальной системы, а с другой стороны (или в то же самое время), творец ее. Но с какой одной и с какой другой — вот в чем вопрос».

В работе И. Б. Астахова «Эстетика» (в предисловии эта работа рекомендуется как монументальная и синтезирующая) сущест­вует специальный раздел на эту тему. В разделе есть поучительные цитаты, поэтому привожу его полностью.

«ГЕРОЙ И СРЕДА

Определяя реализм как правдивое отра­жение типических характеров в типических обстоятельствах, Энгельс подчеркивал за­кономерную связь героя и среды. В «Святом семействе» Маркс замечает: если человек создается обстоятельствами, то надо, стало быть, сделать обстоятельства человечными. Люди есть продукт обстоятельств и воспи­тания. Энгельс видит будущее драмы в пол­ном слиянии большой идейной глубины, осо­знанного исторического смысла с шекспи­ровской живостью и действенностью».

Все.

Вернемся к Раскольникову и попробуем проследить, как выражено двуединство «личность — среда» в его образе.

Раскольников тоже и автор и действую­щее лицо своей драмы.

Как действующее лицо Раскольников про­тивостоит определенной среде. В то же вре­мя, будучи членом сообщества, наряду с другими индивидами он является частью этой среды, в какой-то мере ее творцом, ав­тором.

Раскольникову как личности любой дру­гой человек, например следователь Порфирий, представляется частью враждебной среды. Для Порфирия же как личности Раскольников — составная часть среды, не­избежная и типичная.

По этой причине у них не может не быть разных точек зрения на одно и то же собы­тие, не может не быть разной оценки этого события.

Раскольников-личность воспринимает воз­никшую в его уме идею убийства как бо­лезненную аномалию своего «я», как вздор и нелепость. Порфирию это же убийство представляется случаем не частным, а со­циальным, одним из проявлений историче­ской закономерности. «Тут дело фантасти­ческое, мрачное,— обобщает он,— дело со­временное, нашего времени случай-с, когда помутилось сердце человеческое; когда ци­тируется фраза, что кровь «освежает»; ког­да вся жизнь проповедуется в комфорте».

С другой стороны, в процессе расследова­ния Порфирий воспринимает себя не частью бюрократического механизма, а отдельной, самостоятельной и чуть ли не оригинальной личностью. Он признается Раскольникову, что почувствовал к нему привязанность и что он не просто следователь, а человек «с сердцем и совестью». Для Раскольникова, наоборот, Порфирий олицетворяет безжало­стную, отвратительную среду, и олицетво­ряет до того типично, что Раскольников был готов в какой-то момент даже убить его.

Раскольников прибыл в Петербург из за­штатного городка вскоре после отмены крепостного права, в те горячие годы, когда шла ломка всех старых устоев. Совсем не­давно текла чинная, благопристойная жизнь: маленький Родя ходил с кутьей по­минать бабушку, плакал, обнявшись с ма­менькой, над могилой отца. А тут вдруг откуда ни возьмись «видимо-невидимо при­валило мошенников». В деревне только что отменили рабство, запретили торговать кре­стьянами, а здесь, в Петербурге, несчаст­ная Соня пошла «по желтому билету», а любимая сестра Дуня добровольно отдава­лась в вечное рабство к Лужину. Разврат, чахотка, самоубийства поразили Раскольни­кова, он не мог принять такой жизни и ре­шил «уединиться». «Пусть их переглотают друг друга живыми — мне-то чего»,— ска­зал он себе, бросил университет, оставил товарищей и по примеру своего собрата из подполья притаился в похожей на гроб ка­морке.

По первой видимости Раскольников «не вписался» в среду ни в качестве привер­женца, ни в качестве антагониста. Однако отъединение не было истинным. Отъединен­ные, подобно Раскольникову, люди составляли неизбежную, органическую часть со­циального бытия и в немалой мере опреде­ляли общую атмосферу тогдашнего уклада жизни. Как личность Раскольников обдавал мир холодным презрением, а как элемент социального целого сообщал и среде те же свойства. Особенно глубоко он ощущал это, когда смотрел на дворцовую набережную: «Необъяснимым холодом веяло на него всег­да от этой великолепной панорамы; духом немым и глухим полна была для него эта пышная картина...»

Состояние Раскольникова было тем самым отчуждением, которое уже намечалось в от­ношениях между людьми.

Здесь мы подходим к одному из возможных объяснений антиномии типического и индивидуального в художественном образе.