ОТ ПЕТРА I ДО КАТАСТРОФЫ 1917

У Сперанского был давний идейный и духовный близкий друг М. Л. Магницкий (1778-1844 гг.), который в начале правления Алек­сандра Первого работал в Иностранной коллегии и по делам службы с 1801 по 1803 гг. пребывал, работал во Франции в Париже, откуда вернулся уже полностью пропитанный масонской идеологией и респуб­ликанскими идеями, с большим желанием выстроить Россию по новому французскому образцу, и даже его французские «братья по разуму» снабдили его в обратный путь в Россию проектом конституции и запис­кой-инструкцией «о легком способе ввести её». Своих взглядов Маг­ницкий даже не скрывал, занимался почти открыто пропагандой своих взглядов и идей и носил при себе вызывающе масонскую якобинскую символическую дубинку с серебряной бляхой, на которой была надпись на французском языке: «права человека».

На этом основании можно сказать, что Магницкий был первым идей­ным «правозащитником» в России, уже тогда «качал права» и защищал «общечеловеческие ценности».

В это время, в условиях начала войны с Наполеоном, наш умный, ловкий и отважный разведчик-шпион граф А. И. Чернышев выкрал у во­енного министра Франции важные секретные документы по подготовке войны против России и переправил в Россию. По уже сложившейся традиции «братья по разуму» вопреки всем строгим инструкциям при­несли и положили эти важные документы с указанием героя на стол Сперанскому. «Якобы» Магницкий, шатаясь без дела в кабинете второго лица Российской империи, в отсутствие хозяина кабинета обнаружил эти документы, прочитал, и, не понимая, что они сверхсекретные, по­шел рассказывать о прочитанном и источнике по столице и, конечно, в первую очередь дипломатическому корпусу, и, конечно же, в первую очередь старому закадычному другу послу Франции.

Понятно, что без ведома Сперанского и без его режиссуры не мог­ла произойти эта утечка информации «на дурачка», это было похоже на войну разведок, и это точно была измена Родине, предательство, и теперь уже на это Александр Первый не мог «закрыть глаза», «не за­метить», «не поверить», «прикрыть» друга и т. п. Магницкого тут же арестовали и вместо расстрела, виселицы или каторги отправили в мяг­кую гуманную ссылку в Вологду, после которой Магницкий ещё «на­ломает немало дров» в России, после масонства у него произойдёт озарение, он станет истовым православным верующим, переметнется в противоположную сторону, станет горячим активистом Библейского общества и получит кличку «мракобеса» и разрушителя Казанского университета.

Одновременно император со слезами на глазах и с огромной горечью от предательства друга, долголетнего «верного» советника, отправил Сперанского в отставку и в ссылку.

После объявления отставки Сперанский сразу от императора поехал на квартиру к Магницкому, но она была уже опечатана, сообщника уже вывезли и Сперанского ждали прозорливые полицейские.

«Братья по разуму» из полиции и жандармерии дали Сперанскому неспешно собраться в дорогу и сжечь много таинственных документов, и только после этого отправили его в ссылку в Нижний Новгород, в котором через пару месяцев Сперанский во время публичного город­ского мероприятия пропагандировал среди православных священников гениальность и гуманность Наполеона, который при захвате Прус­сии не только не разрушал христианские храмы со своим масонским войском, но и поставил у церквей караулы, охрану от буйных пьяных солдат и офицеров-масонов. Удивленные и возмущенные агитацией за злейшего врага России новгородцы доложили о деятельности Сперан­ского в столицу. И разъяренный Александр Первый отправил предателя ещё дальше, на север — в Пермь, под усиленную охрану; в его пермском доме круглосуточно сидели два жандарма, чтобы опасный преступник ни с кем не общался, ни кого не агитировал и никого не заражал своей масонской ересью. Наконец-то получивший свободу от государственных дел, интриг, великих свершений во имя прогресса человечества и сто­личной суматохи «великий комбинатор» Сперанский в одиночестве предался своим любимым занятиям: философии, оккультизму, мисти­цизму и глубокому изучению древнееврейского языка.

И когда 24 июня 1812 года полчища Наполеона форсировали Неман и вошли в Россию, то российская голова в лице императора и элиты была довольно чиста, ясна, не замутнена, без предательского раздвоения сознания и готова к отражению агрессии.

Затем, через 4 года после войны, в столице вспомнили об одино­ком мистике, говорящем в Перми на хорошем древнееврейском языке, и вполне разумно решили использовать его организаторский таланты на пользу России, но подальше от столиц и — в 1816 году Сперанскому предложили должность губернатора в Пензе, а в 1819 году губернатора всей Сибири; в 1821 году ему позволили приехать в Петербург, а после восстания масонов-декабристов, заподозренный в соучастии, дал под­писку о неучастии в деятельности запрещенных законом масонских организациях.