ОТ ПЕТРА I ДО КАТАСТРОФЫ 1917

И не только потому, что была строгая царская цензура, но глупо и смешно было бы объяснять россиянам того времени истины языком Канта и Гегеля, как это делалось в Европе. Это было нелёгкое искусство, ибо кроме того, что требовалось уметь очень доходчиво показать истину, и через мышление, и через переживания и через чувства. Так появилась своеобразная, гениальная эзоповская речь-язык с двумя и более под­текстами. Русский человек, читая такие произведения, продвигается одновременно по нескольким «этажам». Появление такого языка-речи было обусловлено природной мощью мышления, его нелинейностью, его шириной и глубиной. Формировалась характерная национальная особенность понимания, мышления.

Успех гоголевских произведений был большой, но автора не особен­но радовал, ибо восхищались художественной стороной произведений — формой, остроумием, а никто в суть-содержание не заглянул, не проник и не проникся. Для Гоголя это было большим разочарованием — в прин­ципе его замысел не удался, всё в пустую. Нет смысла писать, некому писать. Он ощутил воющее одиночество и космическую тоску, находясь среди толпы пустышек и глупых пожирателей трюфелей. Он был по­добен Иисусу Христу, родившемуся слишком рано, не вовремя, и стоя среди глупой толпы, восхищающейся вторичностью и не понимающей первичной сути, для доходчивости которой и демонстрируется вся эта яркая вторичность. Пожалуй, в минуты отчаяния он понимал бессмыс­ленность своей просветительско-реформаторской работы; понимал, что эта толпа, почти стадо, готова в любой момент, благодаря своей глупости, растерзать, распять.

Возможно, находясь в подобном состоянии, понимая бессмыслен­ность своих стараний, трудов, Николай Гоголь и сжёг второй том «Мёрт­вых душ». К месту вспомнить потрясающие стихи его современника Афанасия Фета:

Не жизни жаль, А жаль того огня, Что в тьму уходит И плачет уходя.

Почему так бывает среди людей, что самые талантливые, помеченные Богом, оказываются невостребованными, неуслышанными? Почему эти умные, умнее намного других, — живут и умирают, как Гоголь, в нищете, в отличие от менее умных? Общество о них совсем не заботится, а через не­которое время гордится и кичится, что среди них жили эти умные люди.

Когда Николая Гоголя спрашивали — как удается писать такие произведения, то он говорил, что когда к нему приходит Бог писателей и поэтов, то произведения создаются сами, ему остаётся только запи­сывать. Он был не просто метафизиком, он был глубоким религиозным мистиком, искал Бога и пытался Его найти в душе человека:

«Церковь наша должна святиться в нас, а не в словах наших». Эту линию Гоголя позже попытался продолжить и развить Лев Толстой, — и оказался не только в подобном положении, но ещё и был предан анафеме. Потому что «церковь в нас» — это не грубая конструкция из камня и бето­на. увешанная историческими образами, пусть и великих людей. Конечно, неправильно отвергать внешнюю церковь, но должно быть гармоничное сочетание обеих церквей. Н. Гоголь объяснял правильную настройку «внутренней церкви» и заодно разность между умом и разумом:

«. ум не есть высшая в нас способность. Его должность полицейская. Он может только привести в порядок и расставить по местам то, что у нас уже есть. Разум есть несравненно высшая способность, но она приобретается не иначе, как победой над страстями.» Эту тему важ­ности борьбы со страстями продолжил и углубил Фёдор Достоевский во многих своих произведениях: «Страшны разрушительные действия человеческого разума.» Огромное значение этой теме уделил Лев Тол­стой, который даже рекомендовал в борьбе со страстями пользоваться достижениями буддизма.

И теперь можно понять слова Льва Шестова: «. В русской литера­туре Достоевский не стоит одиноко. Впереди его и даже над ним должен быть поставлен Гоголь. Не в одной России, а во всём мире увидел Гоголь бесчисленное множество «мертвых душ».». И Гоголь заслужил эту высоту уважения. «Гоголь — первый у нас пророк возврата к целостной религиозной культуре, пророк православной культуры», — утверждал В. В. Зеньковский.

В тот исторический момент в России Н. Гоголь смотрел вглубь обще­ства и вглубь человека и призывал человека к самосовершенствованию, к труду над собой, убеждая его, что без этого жизнь лучше не станет. А либералы, западники предлагали простое решение — человека трогать не надо, он нормальный, наоборот — человеку необходимо дать больше свободы, а вот реформировать общество и государство необходимо, при­чем — по западному образцу и даже с помощью кровавых революций — и после этого жизнь станет лучше. В одно время в России сошлись в борьбе две различные точки зрения, два различных мировоззрения: восточное и западное, славянофилы-патриоты и западники-космополи­ты. И Н. Гоголь В. Белинскому объяснял, писал: