Критика российского правительства в адрес германского законодательства в области печати также распространялась и на государственное образование. Эмансипация науки и абстрактного мышления подорвала контроль за образованием. Тайные общества могли отказываться от политических целей, продолжая при этом распространять нечестивые абстрактные идеи – такой процесс привел бы к дальнейшим революционным всплескам. Решением этой головоломки было восстановление христианства. Христианское воспитание, привитое с раннего возраста, стимулировало на добровольное подчинение и возводило непреодолимые барьеры, ограждавшие от революционной доктрины. После многих лет революции и войны Божественное провидение дало народам Европы независимость в обмен на подчинение Божьему закону. Так что да, внешний враг был повержен, но внутренний враг остался, и для того чтобы победить его, правительствам предстояло сделать больше, нежели применить административные ограничения. Только через возвращение к освященным религией и оправданным опытом истинам можно было восстановить необходимое чувство долга и развеять иллюзии народа. Только через надлежащее образование можно было устранить ошибки совести и понимания, которые привели к столь многочисленным бедствиям. Если бы эти шаги были предприняты, то опять-таки на благо всего человечества, законная власть была бы основана на благословениях Божественного провидения.
Политика мира и дружбы
Когда император Александр и его партнеры осуждали политику идеологического противостояния, это было не потому, что они отвергали политические реформы или даже конституционное правительство[170]
. Очевидно, что им не удавалось осознать современный политический плюрализм, и они чувствовали себя некомфортно из-за горячих политических дебатов, будь то в прессе или в представительных органах; однако они понимали религиозный и культурный плюрализм, и они принимали реальность конкурирующих интересов. При этом они также не могли представить себе будущий прогресс без единства союзников – того же единства союзников, которое сделало возможной военную победу над Наполеоном. Только действуя согласованно в целях сохранения мира, можно было достичь покоя Европы и счастья всего мира. Для российского монарха действовать «в концерте» означало также, что союзники будут поддерживать друг друга как материально, так и морально. Моральное влияние, не менее, чем военная сила, представляло собой важнейший инструмент согласованных действий. В практике правления и установления власти российская монархия еще со времен правления Екатерины II пыталась полагаться скорее на нравственное убеждение, нежели на открытое принуждение. Внимание к нравственной силе могло бы также объяснить то, что Россия предпочитала Всеобщий союз, основанный на принципах христианской морали и братства, содержащихся в Священном союзе, перед Четверным союзом. Хотя и Австрия, и Великобритания рассматривали Четверной союз как более важный для сохранения мира, российские дипломаты описывали его как скорее элитарный, чем инклюзивный союз.Несмотря на расхождения в толковании заключенных договоров, как российская, так и австро-британская точки зрения оказались отраженными в протоколах Аахенского конгресса. Раcхождения во мнениях (или разница в акцентах) ни в коем случае не угрожали единству союза или тому, насколько союзники были привержены начатой работе. Личный авторитет и дружба монархов по-прежнему имели решающее значение для процесса завершения мирного процесса и установления мира. Союзники твердо верили в то, что недавняя история и принцип самого опыта позволяли обновить Четверной союз в случае революции во Франции. В 1818 году они ожидали стабильности во Франции (или надеялись на это), но продолжали рассматривать Наполеона и его сторонников как угрозу[171]
. Их понимание законности и легитимности, закрепленное в договорах 1814, 1815 и 1818 годов, также предполагало текущую реформу социальных, гражданских и политических институтов европейских государств. Законы, договоры и действовавшие политические соглашения были необходимы не только для определения конституционной легитимности и территориальных владений, но и для уравновешивания и сдерживания пороков человеческой природы. Неслучайно, что в дипломатических документах после Венского конгресса неоднократно излагались нравственные принципы семьи и дружбы в качестве модели политических отношений и административного порядка[172]. Равновесие, столь часто упоминавшееся в документах той эпохи, относилось не только к европейской политике и международным отношениям, но и к справедливому равновесию между правительствами и общественным мнением (Глава 3
Единение союза и вторжение в Неаполь (1820–1821)