От победы к миру. Русская дипломатия после Наполеона

Несмотря на надежды на гармоничное развитие, в начале 1820 года Британия, Франция и Россия продолжали выражать беспокойство по поводу австрийского и прусского господства в Германии. Второстепенные германские государства все еще надеялись на защиту со стороны России, хотя император Александр продолжал настаивать на том, чтобы его дипломаты демонстрировали нейтральную позицию в отношении дела Германии[167]. В ответ на сообщения, полученные с августа 1819 года из Берлина, Франкфурта-на-Майне, Карлсруэ, Мюнхена, Штутгарта и Вены, император признал, что его дипломаты выражали противоречивые взгляды на Карлсбадские указы и конгресс в Вене. Некоторым политика Александра казалась непоследовательной и изменчивой, колеблющейся между поддержкой абсолютистской монархии и принятием так называемых либеральных установлений. Монарх подметил эти критические замечания, однако заверил, что при голосовании по германским вопросам всегда действовал исходя из приверженности заключенным договорам. Наконец, продолжая воздерживаться от публичного высказывания позиции по внутренней германской политике, Александр признавал, что Карлсбадские указы и обсуждения федеративного германского государства могли бы дать чрезмерную власть Австрии, Пруссии и сейму. Развитие в этом направлении шло бы вразрез с сохранением политических отношений, определенных заключенными договорами, в частности, Заключительным актом Венского конгресса, Парижскими договорами, а также последующими и дополнительными актами и соглашениями. По этим причинам Россия поддержала бы единое федеративное государство только в том случае, если бы с этим согласились германские государства и другие европейские державы. Россия признавала, что соглашения 1814–1815 годов представляли собой взаимную гарантию целостности территориальных владений подписавших держав. Отныне мир в Европе зависел от сохранения единства среди союзников и предотвращения отката к старой системе сепаратных союзов и баланса сил[168].

Более эмоциональное высказывание, демонстрирующее реакцию России на продолжающиеся в Германии политические дебаты, появилось в меморандуме от 4 февраля 1820 года, направленном монархам Австрии и Пруссии. Одобренный Министерством иностранных дел Меморандум о мерах, принятых правительствами Германии в отношении свободы печати и народного образования был запрошен Каподистрией от А. С. Стурдзы, который также принимал участие в подготовке Акта Священного союза от 14 (26) сентября 1815 года[169]. Именно потому что участники Акта от 14 (26) сентября были обязаны откровенно говорить о политической системе, которую они поклялись поддерживать, император Александр хотел, чтобы его союзники получили этот меморандум. Документ начинался с обсуждения свободы печати, признававшей открытое выражение политических мнений неотъемлемой частью представительских форм правления. Однако в Германском союзе свободу печати и все другие права, которыми были наделены граждане, следовало реализовывать по-другому, с учетом местных условий и законов каждого государства. Кроме того, поскольку человеческие общества оставались подчиненными божественному закону, власть не могла быть отнята ни у суверенов, ни у религии. Это означало, что правительства не должны были уступать духу своего столетия право определять представительские политические формы или что-либо еще, находившееся в зоне ответственности религии, норм морали и опыта. Иными словами, правовая свобода не распространялась на религиозные, нравственные, научные или литературные творения человеческого духа. Власть суверенов зиждилась на божественной власти, и уступки в этих сферах подорвали бы работу правительства.