От победы к миру. Русская дипломатия после Наполеона

Меттерних заявил, что настал момент, чтобы поддержать план Австрии по подавлению революционного заговора, следующим шагом должно было стать «восстановление монархии Обеих Сицилий под эгидой европейского союза». Если министры иностранных дел России и надеялись, что моральное решение проблемы неаполитанской революции возможно, они приложили мало усилий, чтобы убедить Меттерниха изменить курс. Вместо этого они, видимо, приняли неизбежность и некую обоснованность австрийской интервенции, при этом настаивая на том, чтобы решения принимались в рамках Тропаусского конгресса. Российское правительство также придавало большое значение форме и процессу переговоров. Союзные правительства должны были согласовывать свои мнения для того, чтобы «представить их всему миру едиными в моральном и политическом отношениях». В очередной раз дипломатические агенты Александра утверждали, что не может быть победы в борьбе против революции без союзного единства. Лишь путем исполнения заключенных договоров союзные державы могли получить общественную поддержку. Революция в Королевстве Обеих Сицилий проявила потенциальный раскол во взглядах Австрии и России на вопросы, касавшиеся внутренней политики суверенных государств. Эти различия были очевидны с 1814 года, хотя только сейчас они стали значимыми для конкретных политических решений. Если российское правительство собиралось предложить хотя бы только моральную поддержку австрийской интервенции, оно ожидало, что союзники подготовят совместное заявление о принципах. В частности, они должны были найти золотую середину (milieu juste), какой им следовало держаться, и ту правильную линию (la ligne droite), которой они могли бы следовать при решении таких вопросов, и они не должны были отклоняться от политики, которую обе империи проводили с 1814 года.

Вскоре после конфиденциальных бесед между Каподистрией, Нессельроде и Меттернихом союзники быстро перешли к публичному согласию. Как описывали ситуацию российские дипломаты, только три двора, собравшиеся в Троппау, – австрийский, прусский и российский – могли свободно высказать свое мнение по главному вопросу о Неаполе[227]. На тот момент Британия и Франция поддерживали австрийскую позицию; тем не менее оба правительства оставались уязвимыми к политическим изменениям, которые могли произойти в результате предстоявших выборов, и ни одно из них не могло принять непосредственное участие в обсуждениях в Троппау. В другом докладе, представленном Александру 15 октября, Каподистрия и Нессельроде описали анализ политической ситуации в Европе от австрийского правительства, ссылаясь на революцию в Неаполе[228]. В общем революционный поток угрожал «полным уничтожением всех государств и всех учреждений, как прежних, так и нынешних». Другими словами, вторжение в Королевство Обеих Сицилий было не только ответом на австрийские интересы. Действия этих трех держав также не представляли собой реализацию отдельного Священного союза абсолютистских монархий. Провозглашенной основой для совместных действий являлась обязанность поддерживать сохранение общества и установлений. Нравственная солидарность великих держав, признание обязательства действовать и единство в исходной точке, ведущее к решительным действиям, – в этом заключалась цель неаполитанского плана, принятого в Троппау. Австрия признала, что условия, необходимые для решительных действий, не могли быть в одинаковой степени выполнены всеми государствами. Разные правительства функционировали в рамках различных режимов, и не всегда было можно сохранять моральное единство. Но даже несмотря на то, что великие державы, возможно, и не были едины в своей свободе действий, им все еще нужно было доказать общественности, что в «единстве намерений и воли союзных дворов» никаких различий не было.