От победы к миру. Русская дипломатия после Наполеона

Вторжение в Неаполь было одновременно подавлением революции и реализацией политики просвещенных реформ. Как продемонстрировал конгресс в Лайбахе, ни внутри страны, ни за рубежом российская монархия не проповедовала непоколебимой оппозиции политическим переменам[273]. Хотя священные союзники, поддержанные представителями Франции официально и Британии неофициально, отказались признать революционное правительство в Неаполе или вести переговоры с его представителем, они тем не менее предположили, что восстановление короля Фердинанда I будет включать в себя политические реформы[274]. В начале конгресса российское правительство в очередной раз настаивало на заключении правового акта, который мог быть одобрен всеми правительствами Европы. Описывая решения, принятые в Троппау, как подготовительные и предварительные, российские дипломаты попытались повысить торжественность и законность окончательных решений, которые были бы приняты в Лайбахе. Официальное мнение, одобренное императором Александром 30 декабря 1820 года (11 января 1821 года), приводило к официальному заявлению союзников, основанному на признанных правовых принципах, которые регулировали встречи европейских монархов и их полномочных представителей. По мнению российского правительства, в таких вопросах, как революция в Неаполе, дискуссии между союзниками представляли собой законный долг, не связанный с вопросами удобства или уместности. Позиция России не подразумевала формирование нового политического союза; скорее, она была направлена на утверждение системы, которая подарила Европе мир, государствам – независимость, правительствам – средства для обеспечения счастья своих народов. В соответствии с заключенными договорами, которые требовали союзнических действий от имени правительств, находившихся под угрозой событий в Неаполе, итальянские государства также были приглашены в Лайбах. В конце концов, учитывая сохранявшийся нейтралитет Великобритании, союзники выразили признательность за российское предложение, но тем не менее отвергли его. Как заявляли уполномоченные Австрии, Франции и Пруссии, решения, принятые в Троппау, представлялись подходящими для обеспечения того, чтобы политика единства и общей солидарности продолжала определять отношения между европейскими государствами[275].

В январе 1821 года три монарха, принявшие Предварительный протокол в Троппау, также достигли соглашения с королем Обеих Сицилий Фердинандом I, который обязался быть посредником между своим народом и европейским союзом, чтобы устранить угрозу, создаваемую революцией в Неаполе. Фердинанду было позволено покинуть Неаполь, основываясь на предположении, что он будет защищать конституцию; однако по прибытии в Лайбах он изменил курс и обратился к союзникам за помощью в восстановлении своей власти [Stites 2014: 3876–4004][276]. Понимая, что великие державы не предпримут никаких действий до того, как будут исчерпаны все возможные средства умиротворения, король принял отказ союзников признать нынешнее бунтарское правительство, включая его представителя в Лайбахе. Таким образом Фердинанд назначил своего собственного полномочного представителя, герцога Галло, которого он призвал в Лайбах, чтобы услышать объяснения союзнической политики[277]. Герцог Галло должен был вернуться в Неаполь с письмом от Фердинанда к его сыну герцогу Калабрийскому, которым отменялись бы политические изменения, произошедшие со 2 июля 1820 года. Герцог Галло также должен был доставить совместные инструкции дипломатическим представителям Австрии, Франции, Пруссии и России, аккредитованным при Неапольском дворе. Британия осталась нейтральной, как и Папская область, однако уполномоченные итальянских государств Модены, Сардинии и Тосканы – все приняли план [Stites 2014: 3876–4004][278].

18 (30) января герцог Галло встретился с союзными полномочными представителями, чтобы услышать инструкции и донесения, которые он должен был доставить в Неаполь[279]. Как было ясно из заявлений, звучавших на конгрессе, союзники рассчитывали на возвращение короля и обещали не вводить военный налог на население Королевства Обеих Сицилий до тех пор, пока формальное сопротивление не материализуется. Показательно то, что решение, принятое Меттернихом, также подразумевало, что великие державы обладали полномочиями решать, какой курс действий служит истинным интересам Королевства Обеих Сицилий и Европы. Мир и благополучие, последовательно провозглашаемые союзниками, могли быть обеспечены только в рамках Всеобщего союза, от которого отказалось нынешнее неаполитанское правительство[280].