От противного. Разыскания в области художественной культуры

Второе интертекстуальное преобразование, которому Пастернак подвергает мотивику «Дороги на океан», заключается в совмещении персонажей, плакатно противопоставленных Леоновым друг другу: татарин и белый офицер в «Докторе Живаго» – это одно и то же лицо. Поднимая, как и Глеб Протоклитов, руку на подчиненного, Галиуллин оказывается в дальнейшем ходе повествования равнозначным интертекстуальному прообразу также по политическим убеждениям (кстати сказать, оба героя действуют во время Гражданской войны почти в одних и тех же местах: в Приуралье, на Урале). Тем самым Пастернак примиряет тех, кого Леонов вывел классовыми врагами: юношу-татарина и противника советской власти. «Доктор Живаго» гасит конституирующие советскую литературу оппозиции, отнимает у нее бывшие условием ее возникновения предпосылки. При этом движение сюжета в «Дороге на океан» получает у Пастернака обратный ход: если Глеб Протоклитов проделывает путь от контрреволюционера к руководителю паровозного депо, то Галиуллин – в контрапозиционном порядке – превращается из ученика, работавшего в железнодорожных мастерских, в одного из командиров Белой гвардии. Нейтрализуя контрасты, на которых основывалась советская литература, и пуская развертывание ее смысла вспять, Пастернак делает ее словно бы еще не наступившей, зачеркивает ее и в то же время отдает ей дань.

«Дорога на океан» – одно из ключевых произведений постреволюционной тоталитарной культуры[272]. Леонов, как и ряд его современников (например, Пильняк в повести «Иван Москва», 1927), рассказывает о смерти старого большевика[273]: начальник Волго-Ревизанской железной дороги (она ведет из Москвы на Урал, как и та, по которой пустился спасаться от все равно настигшей его революции Юрий Живаго), Курилов, чуящий в Глебе Протоклитове замаскировавшегося противника советской власти (они когда-то дрались друг с другом на фронте), умирает от рака почки. Место Курилова занимает брат Глеба, Илья, – интеллигент, которому Леонов доверил роль кремлевского хирурга и одновременно разоблачителя двурушничества (под занавес романа Илья раскрывает прошлое Глеба на «чистке»). В повествование о смене революционного поколения народной интеллигенцией, готовой служить большевикам, даже жертвуя при этом родственными чувствами, вмонтирован эсхатологический текст-в-тексте, живописующий (не без намеков на «Три разговора» Владимира Соловьева) новую Мировую войну Океана с буржуазными странами (к нему стремится Курилов, оправдывающий свою фамилию, скорее всего производную от названия Курильских островов) и планетарное воцарение советского строя. Как видно из сказанного, Леонов связывает в одну парадигму последнюю стадию (еще не завершившейся, по его мнению) Гражданской войны и финальное торжество большевизма на всем земном шаре.

«Дорога на океан» – радикальный проект 1930-x гг., предлагавший кремлевским вождям опереться на интеллигенцию при развязывании борьбы с «внутренним врагом», успешный исход которой был представлен Леоновым залогом грядущего мирового господства советской идеологии. В тексте Леонова звучит голос конформиста-попутчика, принимавшего и легитимировавшего государственный террор при условии, что репрессии не затронут идущую навстречу сталинизму элиту нации. Роман Леонова был, как известно, прочитан с сочувственным интересом Сталиным и А. С. Щербаковым и подвергнут безоговорочной критике Горьким, который пенял его автору за то, что тот не освободился в своем новом сочинении от слишком пристального внимания к «подпольному человеку». Возможно, здесь сказалась не только обычная нелюбовь Горького к Достоевскому, но и его недовольство политической программой Леонова[274]. «Дорога на океан» явно противоречила надеждам Горького на достижение политического согласия в стране, пережившей острейшие внутренние конфликты на своей большевистской верхушке и поражение партийцев, сопротивлявшихся Сталину[275].