От репрессий к свету. Том 2

«Многие люди были уничтожены без суда и следствия.»

«Распространённой формой приговора было «заключение без права переписки». А это даёт все основания полагать, что число уничтоженных людей было больше, чем приговорённых к казням…»

«Исполнители всех операций были перегружены донельзя, они бегали, метались, что называется, высунув языки. Не хватало транспорта, трещали от переполнения камеры, круглосуточно заседали судебные коллегии.»

«…Половина городского населения уже была занесена в чёрные списки НКВД… Всякие различия исчезли: было столько же оснований взять одного, как и другого и третьего… К моменту падения Ежова было арестовано не менее 5 % населения – каждый двадцатый. Можно сказать, что из каждой второй семьи в стране один человек ушёл в лагеря или сидел в тюрьме. Среди образованных классов норма была гораздо выше… За каждым арестом автоматически следовало ещё несколько… Каждый подсудимый называл 2–3 сообщника… новая волна поглотила бы 10–15 % населения, а потом – 30–45 %. Существует много теорий относительно мотивов действий Сталина на протяжении всего этого устрашающего периода… Тюрьмы и лагеря были забиты до отказа… Массовый террор выполнил свою задачу. Страна была подавлена.»

«Русская интеллигенция всегда была рассадником вольнодумства… Естественно поэтому, что на интеллигенцию репрессии обрушились с особой силой.

Но, пожалуй, самой ужасной была судьба советских писателей… Из 700 писателей, присутствовавших на первом съезде в 1934 году, только «может быть полсотни» дожили до второго съезда в 1954 году… В общем итоге носителей культуры погибло «более тысячи».»

«Когда упоминались цифры в десять или пятнадцать миллионов, а то и больше, возникало инстинктивное ощущение, что это противоречит здравому смыслу, не согласуется с обычным жизненным опытом… Но ведь реальность сталинских порядков вообще нередко ставилась под сомнение, посколку представлялась немыслимой. Ведь сталинский стиль в том и состоял, чтобы творить дела, дотоле морально и физически невообразимые.

Но всё равно трудно соглашаться с гигантскими цифрами, трудно не усматривать в них «очевидных» преувеличений… Я склонен принять цифру восемь миллионов человек, находившихся в лагерях в течение 1938 года. Ни в коем случае эта цифра не может быть далека от истины.»

«Самые осторожные оценки численности лагерников в доежовский период выглядят следующим образом:

в 1928 году было 30 тысяч заключённых;

в 1930 году – свыше 600 тысяч;..

в 1931–32 годах – около 2 миллионов;..

в 1933–35 годах… 5 миллионов человек;

в 1935–37 годах – 6 миллионов.

Для сравнения укажем, что в царские времена максимальное число сосланных на каторгу (1912 год) составляло 32 тысячи человек, а максимальное общее число заключённых по всей стране было – 183949.»