– Я его не боюсь, – заявила в одном интервью миниатюрная брюнетка с вьющимися волосами – его типаж. – Он совсем не похож на убийцу.
Провожу пальцами по лицу Фэры Лоусон. Тогда она казалась мне взрослой, а сейчас я вижу, что она была совсем юной.
«Что он с ней сделал, с моей девочкой? – сказала ее мама интервьюеру из «Ньюснайт». – Выбросил, как мусор. Оставил на съедение крысам…»
Перебираю пожелтевшие от времени газетные вырезки. Чернила потускнели и стерлись.
Дженис думает, что я их выбросила, как и обещала. Она называет мою одержимость прошлым «саморазрушительной». Говорит, что мне нужно отгонять эти мысли и перестать ими упиваться. Дженис не понимает, что я не могу закрыть глаза на произошедшее, пока не узнаю точно, что он сделал. Если он это сделал.
Я не присутствовала на процессе, и сейчас приходится взвешивать свидетельства самостоятельно. По-своему, только я могу его судить, в отличие от сторонних присяжных. Тем не менее долгие годы поисков не приблизили меня к разгадке.
Не помню, кто сказал, что мы – это наши воспоминания. Для меня это больной вопрос. Если я не доверяю своим воспоминаниям, то как же могу доверять себе?
Еще одна статья: на первой полосе опубликовано второе письмо убийцы в «Трибьюн». В очередной раз перечитываю, хотя и без того знаю его слово в слово. Не нахожу ничего нового, а по спине все равно бегут мурашки. Привидение над моей могилой.
Командую себе «хватит», убираю вырезки и плотно закрываю коробку.
Собирать заметки предложил Мэтти. Что это подтверждает? Его вину или невиновность? Это какая-то двойная игра? Хвастовство?
В любом случае маме эта идея пришлась не по душе:
– Какая жуть!
То же я могла бы сказать о коллекции косточек, которую она собирала в детстве.
Я пыталась объяснить ей, что так справлялась с происходящим. С тех пор как преступления возобновились, меня не покидал страх, что убийца придет за мамой, только она меня и слушать не хотела. И тем более не поменяла свой обычный маршрут, которым возвращалась с работы.
– Есть вещи, которые нам неподвластны, – сказала она мне, издалека разглядывая коробку с заметками. – А есть то, чего лучше не знать.
– Почему?
– Потому что понять – значит разрешить.
О чем-то подобном накануне писали в газете.
– Может, Софи обнаружит то, что ускользнуло от внимания полиции, – подмигнул мне в знак поддержки Мэтти. – Если убийца допустит промах, то попадется.
– Я не была бы так уверена. Прошло полтора года, а никто не попался.
– Самоуверенность ведет к провалу.
Я почувствовала нарастающее напряжение и сменила тему.
– В кино показывают «Инопланетянина». Пойдешь сегодня с нами? Там инопланетянин поселился в обычной семье. Говорят, классный фильм.
– Извини, тыковка, не могу. У меня дежурство в кризисном центре.
На следующий день редактор «Трибьюн» получил второе письмо от Тени.
Глава 29
Мама отвозила меня в школу. Стоял конец января. Со второго анонимного письма в «Трибьюн» прошло два месяца.
Каждое утро мы просыпались в потемках, соскабливали лед с лобового стекла и включали обогреватель на полную мощность. Сказать по правде, погода не лучше, чем в Массачусетсе, разве что пар изо рта не застывает кристальным облачком и морозный воздух не обжигает легкие.
Мама пристегивает ремень безопасность. Теперь того требует закон.
– Включить музыку?
– Конечно.
В колонках бодро заиграла песня «Наш дом», я отбивала пальцами ритм.
– Это «Мэднесс»?
– Что?
– Так группа называется.
– Да, они, кстати, из Северного Лондона, из Кэмдена, – мама улыбнулась. – Почти соседи. Грустные слова. Такая ностальгия…
– Просто в твоем возрасте прошлое кажется таким хорошим.
– Большое спасибо, но я пока хожу без палочки…
Ей тогда было столько же, сколько мне сейчас. Разве это возраст? Хотя я чувствую себя старой. И далеко не все в прошлом видится мне в хорошем свете. Прошлое не оставляет меня и мало отличается от настоящего. Жестокость, гнев, безумие. За прошедшие десятилетия существенных изменений не произошло: люди продолжают убивать друг друга, воруют, обманывают близких.
Песня затихла, начался выпуск новостей: «
Я не успела переключить станцию.
«