— А я знаю. И тебе, как бригадиру полеводческой бригады, это тоже следует знать хорошо. Возвратиться на исходные позиции. В земле не должно остаться ни одной картофелины. Ни одной! Только тогда можно считать, что уборка картофеля завершена.
— Товарищ полковник!
— Исполнять!
— Товарищ полковник! Можно вопрос?
Это был носатый прыщавый математик. У них что от уравнений заскок лезть на рожон? Многие вспомнили про камикадзе. Математики вообще не от мира сегодня. Что вполне понятно. Если человек живет постоянно в мире абстракций, витает в потустороннем мире.
Нормальный человек не посвятит бы всю свою жизнь квадратным и прочим уравнениям.
Кому-то даже показалось, что полковник улыбнулся. Что не предвещало ничего хорошего. Улыбка на лице военного — это проявление превосходства над противником. Но куда уже хуже.
— Мы уже почти месяц здесь. Телевизора нет, радио нет, газет не привозят, музыкальные коллективы не приезжают. Мы не имеем права выходить за территорию лагеря. Лекторы из общества «Знания» и то не приезжают. Мы здесь как на необитаемом острове. Хотя у кого-то может возникнуть другие ассоциации, которые мой язык не осмелится назвать. Мы оторваны от остального мира. Не знаем, что происходит в стране.
— Представьтесь!
— Студент первого курса математического факультета Морозов Александр Иванович.
— Говоришь, Морозов?
— Так точно.
— Забавно! Хотя фамилия очень распространенная, так же, как и названия географических пунктов. Папа и мама тебя зовут Шуриком?
— Да! А откуда вы это знаете, товарищ полковник? Им фильм понравился с Шуриком.
— Я всё знаю.
— Ах, да! Извините!
— Не надо извиняться. Лопату вы еще не успели сломать? А то у некоторых работничков есть такая традиция.
— Нет.
— Берите лопату и копайте, Шурик, копайте! Родителям этот фильм, наверно, тоже понравился.
Когда ребята узнали об этом, первым их побуждением было устроить бунт на корабле. В конце концов, всех же не отчислять. И вообще они будут жаловаться на нечеловеческие условия.
Черт с ним, что не дадут автобусов! Они пешком уйдут в городок. И пусть все узнают об этом. Издевательство! Это же крепостное право! Нельзя так обращаться с людьми.
Бунт продолжался недолго. Нашлись трезвые головы и разумные мозги. Эмоции быстро угасли.
— Всех не выгонят. Но найдут нескольких крайних. Это уж как пить дать! Для острастки другим.
— И для них университет накроется медным тазом, — согласились другие. — И попробуй докажи, что ты не верблюд.
Поворчали и взялись за лопаты и ведра. На второй раз картофельное поле прошли уже, когда начало смеркаться. Кто-то от бессилья тут же упал. Глядел в небо и стонал, не веря, что всё закончилось.
Сами удивились, что получилось так быстро. За полдня пройти поле, которое они копали целый месяц! Целых четыре мешка мелкой картошки, которой хватит на одну дачу свиноматке вместе с поросятами. Неужели полковник еще будет копать ямы? Хотя с него станется!
С повторной проверкой полковник не появился. Может быть, пробила совесть. Разве такое не случается? Может быть, испугался. Как там у классика? «Не дай нам Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!» А он, то есть бунт, чуть не случился.
Был обычный завтрак со сладковатым и темноватым кипятком, который громко называли чаем.
Полковник не приехал из городка.
Они сидели в корпусах, гуляли по лагерю. Василий Иванович дежурил возле сторожки с табачной коробочкой.
Прибежали смотрящие. Кто-то из них сидел на заборе, а самые смелые на деревьях.
— Ребята! Автобус! То есть автобусы идут!
Не поверили. Подумали, разыгрывают.
— Ребята! Вы что? Вы что не поняли? Там вон автобусы идут. Несколько автобусов. Это за нами!
И тут земля содрогнулась, земная ось накренилась. И всё это могло завершиться планетарной катастрофой. Но у нашей планеты нашлись силы, чтобы удержаться на орбите. Подобного оглушительного воя еще не слышали окрестности.
— Ура!
Ученые говорят, что этот возглас принесли в Европу монгольские полчища. Если это так, то у них достойные потомки.
Математики подхватили самого щуплого сокурсника и стали его подкидывать. С каждым разом все выше. Ему радость испортили. Он приготовился к худшему. К сотрясению мозга и многочисленным переломам, когда его в очередной раз подкинут и позабудут поймать. От математиков скорей всего и нужно было ожидать подобного исхода.
Медленно разворачивались автобусы, фыркали и останавливались. Одна девушка подошла и ласково погладила бок одного автобуса. Недолгие сборы. Все уже с утра, а кто-то и с вечера уже, сидели на узлах, то есть на сумках, рюкзаках и чемоданах.
Узлы сильно похудели. Выбросили истрепанную одежду, порванную обувку, пустые банки и склянки.
Курносый шофер, который всегда улыбался, закричал в окно:
— Ну, что, девчонки, набрали килограммы на свежем воздухе?
Девчонки фыркнули и ничего не ответили.
С обеих сторон поплыли черные поля. Вдали обнаженные колки. Мелькнули крыши Морозовки. Никто не пел и не шутил. Все думали о новой жизни, которая наступит совсем скоро.
17
ЛУЧШЕ НЕТУ ДО СИХ ПОР, ЧЕМ ЛЕНИНГРАДСКИЙ «БЕЛОМОР»