Читаем От сессии до сессии полностью

Сентябрь у студентов-первокурсников назывался «на картошку». Хотя это могла быть и капуста. Но чаще всего картошка. Весь месяц без выходных и проходных девушки и юноши от рассвета до заката трудились на картофельных полях, после чего субботники на овощебазах и по уборке территории им представлялись замаскированным способом «давить сачка». После картошки в вузовских аудиториях сидели уже не бывшие школьники, наивные и романтичные, уверенные, что жизнь — это праздник, который всегда с тобой. Это были уже молодые люди, прошедшие суровую закалку, которые знают, что такое колхозно-столовское меню, ночевки в фанерных пионерлагерных бараках и бесконечная однообразная работа на полях с чистым воздухом. Картошка меняла жизненные представления, особенно у городской молодежи, уверенных, что картошка и прочие овощи вырастают в подвалах овощных баз. Теперь на мужиков и баб с узлами, которых они видели на вокзалах и брезгливо обходили стороной, они уже смотрели другими глазами: как на людей, для которых полукаторжный тяжелый физический труд был не наказанием, но образом жизни.

Первое сентября. Лето еще не закончилось. Тепло. Солнечно. Настроение выше облаков. Хочется прыгать, чего-нибудь петь такое, о том, что жизнь — это сплошное счастье. Месяц на картошке никого не пугает. Ни ты первый, ни ты последний. Зато рядом нет надоедливых взрослых. Главное, что ты уже студент. И что с того, что целый месяц ты будешь держать в руках не ручку, а лопату, и видеть перед собой не доску, на которой пишут мелом, а бесконечное, как море, картофельное поле. Подумаешь! Нас же вон сколько! Целая армия! Да мы это поле смахнем и не заметим!

Кто-то уже познакомился на вступительных экзаменах. Впереди целых пять лет вместе. Вместе, рядом писать конспекты, трястись на экзаменах, дружить, любить, жить полноценной взрослой жизнью. Еще неизвестно, кто есть кто. Даже многих не знаешь по именам. Но это ненадолго. Совсем скоро все перезнакомятся, появятся новые друзья и подруги.

Это даже интересней. Дальше тебя будут ожидать постоянные открытия, новые друзья будут удивлять тебя. Одеты все соответственно. Или в спортивку или в рабочее х/б, которое позаимствовали у родителей и у старших братьев. Вот девушки, хоть и не на танцы собрались, но и тут остаются верными своему полу. Самое страшное для них — выглядеть некрасиво. Пусть и не такая яркая, ка для дискотеки, косметика. Губки там, тени, ресницы, ноготочки, само собой, подкрашены. Хотя понимают, что недолго держаться лаку. Коротенькие юбочки, на ком-то сарафан со цветочками, как будто собрались не на картошку, а на пикник или на дачу позагорать, ослепить деревенскую гопоту. Рюкзаки внушительные. Там, если и не весь гардероб, то уж точно значительная часть его. Девушки живут по принципу: едешь на день, бери нарядов на неделю. И так далее.

Из провожающих родители. Впервые их родные чада уезжают так далеко и надолго. В неизвестность. Что там и как будет, даже страшно подумать об этом. Ведь они еще такие маленькие.

Душа их страдает. Перед взором возникают самые страшные картины, как мучаются их несчастные дети. Всю дорогу они наставляли, что съесть в первую очередь, а что можно растянуть, чтобы непременно писали письма, для этого они положили полсотни чистых конвертов, остро заточенные карандаши, если вдруг паста в ручках замерзнет, чтобы одевались тепло, потому что по ночам уже будет холодно. Мамы понимают, как много они еще не сказали и что-то важное непременно упустили. Потом они вспомнят это важное и будут корить себя за то, что не сказали его. И теперь их ребенок обречен на невыразимые страдания. И они виной этому страданию. Разве можно высказать всё за неделю до картошки и за те несколько часов до расставания? Почему жизнь так безжалостно, даже времени ей жалко?

Долгое-долгое расставание стремительно сокращается. Подходят большие автобусы и выстраиваются в линейку перед главным корпусом. Некоторые мамы пускают слезы. Из дверей учебного корпуса, где уже начались занятия, появляется внушительная делегация. Они идут неторопливо. Конечно, им-то торопиться некуда. Им-то хорошо! Впереди ректор, следом деканы факультетов, полковник Иванов, начальник военной кафедры университета, военком, председатель профкомитета, первый секретарь райкома комсомола.

Командиры отрядов — это аспиранты, возраста от двадцати пяти и старше, большинство с бородками, в стройотрядовских костюмах, стоят возле своих отрядов. Они связующее звено между первокурсниками и высшим начальством. А на среднем звене, как всегда, и лежит основная работа и ответственность.

Дают команду на построение. Ректор подходит к микрофону. Стучит по нему пальцем. Говорит о хорошей традиции, о том, что сегодня первокурсники от Калининграда до Владивостока отправляются на колхозные и совхозные нивы, чтобы помочь сельским труженикам. Это наш патриотический и гражданский долг.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее