Читаем От сессии до сессии полностью

— Нет, я, конечно, человек чести. Деньги для меня ничто, мусор, пережиток проклятого прошлого. На кассе я говорю, что вот в этой тарелке была картошка с котлеткой, вот в этом стакане был компот, а вот в этой тарелочке салатик из капусты. Рассчитываюсь, несу поднос с пустой посудой к мойке. Вы чувствуете абсурдность? Я заплатил за пустые тарелки и стаканы, еще и должен отнести их в моечную!

Кое-кто побледнел. Видно, ему тоже подобное приходило в голову. Но он никогда не высказал бы этого в слух.

— Это же идиотизм просто! Это же в какой степени нужно не выдавить в себе ни единой капельки раба! А я даже за столик не присел. Всё это время провел на ногах. Может быть, у меня вообще никакой котлеты не было? Может, это предвиделось голодному желудку? Может быть, в очереди я впал в сон или от голода произошла кратковременная потеря памяти? После того, как эта мысль пришла в мою — не буду скромничать — умную голову, я понял, как нужно действовать. Многим вообще никакие мысли не приходят в голову. К кому-то они изредка приходят, но он не превращает их в действия. Сначала я выпиваю компот с пирожным или булочкой. Но лучше с пирожным. А еще лучше с двумя или тремя. Это уж как получится. Но жадничать тоже не нужно. Я выпиваю стакана два. Не больше! Ведь собственно обед еще не начался. Это всего лишь для желудка разведка боем. Пустые стаканы, разумеется, тихо и скромно ставлю на место. Тут только нужно действовать решительно и быстро. Очередь, пусть медленно, но всё-таки движется. А вы заметили, что порой на раздаче стоят пустые стаканы. Откуда же они взялись? В некоторых две — три ягодинки от компота. Думает, что не один я такой умный.

— Мы думали, что не успели налить, — сказал Комиссаров. — Хотя откуда тогда ягодки?

— Конечно, забыли. В обед у них запарки. Две ягодки бросили, а компот забыли налить.

— Ну, ступили мы, Петров. А что дальше?

— От десерта медленно продвинулись к легким закускам. Выбор здесь обычно небольшой. Салатик из капусты с добавлением морковочки, желе чуть сладковатое, какая-нибудь травка. Переходим к горячему, что больше всего нравится желудку и насыщает его. Умяли котлетку. Маленькая она какая-то. Ну, тогда две. Больше не надо! Могут заметить. Поэтому наглеть не надо. Те, кто говорит, что наглость — второе счастье, не правы. На тарелочке у тебя остается один гарнирчик, картофельный или лапшичка.

Гарнир с мясом дороже. Но я уже отведал мясца. Поэтому можно ограничиться одним гарнирчиком. И всё! Заплатил сущие копейки. Сел на свободное место. Лениво пожевал. Аппетит так себе, средненький. Но уплотниться надо. Порой ем через силу, порой даже не доем. Жалко уплаченных денег. Хоть и копейки, но деньги. Отнес поднос с грязной посудой. Некоторые этого не делают. Это недостойно советского студента. Отдуваешься идешь. Сыт по горло. Но это только в обед, который у меня всегда плотный, как и положено. Потому что до вечера далеко. В обед в столовой вавилонское столпотворение. А вот на завтрак и ужин это уже не пройдет. Народу немного. Работает одна очередь. И там народу раз=два и обчелся. Повара расслабляются, обращают на тебя внимание, особенно молодые женщины. А ты красивый, как Аполлон. И вздыхают, почему такое проходит мимо них.

— Не попадался ни разу? — спросили Сидорова. — Неужели на раздаче такие невнимательные?

Сидоров постучал по дереву. Не то, чтобы он был суеверный. Но на всякий случай.

— Поглядите на меня! Разве кому-нибудь в голову может прийти, что человек с таким благородным лицом, с такими по-детски доверчивыми глазами способен на обман. Поэтому, если кому-то не повезло с внешними данными, лучше не повторять мой опыт.

— На такое я бы не решился, — сказал Комиссаров, который от случая к случаю потаскивал книжки из книжных магазинов.

Но если бы даже сказал кто-то другой, сути это не меняет. Разговор-то концептуальный, так сказать, мировоззренческий: как студентам прожить пять лет и сохранить жизнь.

— Совесть, наверно, потом замучит. Всё-таки это обман. Может быть, даже уголовное преступление.

И тут пришел Петров. Он всегда появлялся там и в то время, когда дело заходило в тупик.

— Кто тут о совести говорит? — спросил он. — Что вы можете знать о совести? Бессовестные вы люди!

Бесцеремонно бухнулся на чужую кровать. Ботинки он никогда не снимал. Спасибо, что не залез на постель с ногами! Коротко передали содержание концептуального разговора. Петров слушал внимательно, не перебивая и никак не выражая эмоций. Но потом лицо его посуровело.

— Платить за то, что тебя кормят, не только должно, но и нужно. Как только подобное могло вам прийти в головы?

Он сделал паузу. Строго оглядел собравшихся. Так воспитательница глядит на расшалившихся детей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее