От сессии до сессии

— Это дым глаза выедает, а стыд нет, — заметил филолог. — Кто честной бедности своей стыдится и всё прочее, тот самый гадкий человек и всё такое прочее.

Иванов проигнорировал высказывание, как будто оно совершенно к нему не относилось.

— Месяц так, второй. А потом говорю себе: «Э! Иванов! Так жить нельзя! Неправильно ты живешь! Такие резкие колебания обеспечат тебе букет болезней к моменту получения красного диплома» Ну, на счет красного диплома это я так для красного словца.

— Мы твои шуточки знаем! — ухмыльнулись слушатели. — Ты же у нас будущий академик и лауреат Нобелевской премии. Хотя по истории ее, кажется, не дают. Но для тебя сделают исключение.

Этот комплимент Иванов проигнорировал. Он был не падок на лесть. Тем более, такую топорную.

— Будет у меня язва, гастрит и многое другое, чего я еще пока названий не знаю. И всё это мне одному! Сел за стол, взял ручку и занялся математикой. А чего вы так на меня смотрите?

— Ты имеешь представление, что это хоть такое? — пошутили товарищи. — Хорошо, что слово еще не забыл.

Иванова невозможно было сбить с тропы мысли, на которую он ступил. Человек он был последовательный и на мелочи не обращал внимания. Тем более на шутки.

— Стал считать. И получилась любопытная картина, которой я невольно залюбовался. Питаться нормально вполне можно, причем еще останутся средства и на дополнительные расходы. Дополнительными я называю очень мелкие расходы. Но необходимые.

— Ты бы зарегистрировал свое открытие, получил бы патент. А потом бы торговал им.

— Вы не смейтесь! Рекомендую, кстати.

— Ну-ну! очень любопытно узнать, что же это за величайшее открытие. Не поделишься?

— Пришлось исключить из меню котлеты, гуляш и вообще всё мясное по причине дороговизны. Два раза в неделю! Не больше! Можно позволить себе тефтелину. Один раз даже лучше. Пирожные забыть. Всякие десертные сладости забыть! Компот заменяем чаем, но зато три стакана. Всего-навсего девять копеек. Зато пузо раздувает. Хлеба побольше. Он почти ничего не стоит. Да и на столе всегда остаются куски. Гарнир… а это картошка, лапша там… две-три порции в одну тарелку. Если три порции. Это восемнадцать копеек. И того получаем… Так, восемнадцать копеек…

— И на восемнадцать копеек набил пузо лучше, чем если бы съел три котлеты. Молодец, Иванов!

— Конечно! Экономия в два раза. Но только обед в столовой. Никаких завтраков и ужинов. Покупаю в магазине кефирчик, хлебушек. Это на ужин. Ну, и чай, само собой. В буфете завтракаю. Бутылка лимонада и булочка. Восемнадцать копеек выходит. Знаете, как лимонад потом в нос шибает. Правда, надолго такого завтрака не хватает. За день укладываюсь в рубль. Иногда чуть-чуть побольше. Ну, там пирожное позволю.

— Всё! теперь ты уже не думаешь со страхом о конце месяца. Так же, Иванов? Молодец!

— Да! Теперь я забыл, что такое великий пост. Хоть и не до жиру, но живым останусь. И конечно, не надо никому давать в долг. Ведь каждая копеечка на счету. А тут дашь, и сам соси лапу.

— Еще и не отдают.

Все поглядели на Мишу, который даже не повел бровью. Он рассматривал свои пальцы.

Он-то тут при чем, если ему занимают даже те, которые никому никогда не занимают.

— Ты же Плюшкин! — восхитился Сидоров. — Я имею в виду в положительном смысле.

Вообще-то никакой он не Сидоров. Но это неважно. Сидоров, Петров, Иванов… Какая разница? Тема концептуальная, а не мемуарная. Тут главное позиция, мироощущение. Об этом я уже сказал.

— Нет! Я так не могу, — проговорил Сидоров. — У меня так ни за что не получится.

В животе у него урчало.

— Математика — конечно, наука серьезная. Кто бы спорил. Царица наук. Как было у нас написано в классе. Я всё равно скучаю от нее. И потом. Хоть я не Баяндин, но покушать люблю. Мне бы такую совесть, как у него. То есть отсутствие оной.

Баяндин поправил очки и посмотрел на часы. Такое впечатление, что стрелки вообще перестали двигаться. Час в его распоряжении. А кушать хотелось сейчас. Еще и не факт, что найдешь добычу.

«Ну-ну! Мели, Емеля, твоя неделя!» — подумал он.

— Трястись над каждой копейкой — это не по мне. Что я Плюшки какой-то? Деньги — это мусор. И к тому же я не еврей.

Все посмотрели на Сидорова. Нос картошкой. И никакой смуглости. Если и сгодится куда-нибудь, то только выступать в еврейском цирке клоуном. Успех обеспечен!

— Вот ты приходишь в столовую, становишься в конец очереди и медленно движешься к кассе где рассчитываешься за несъеденные еще тобой яства. Это так банально. Но так поступают почти все. А если начать с конца и идти к началу, то вообще ничего не придется платить. Потому что в начале очереди никакой кассы нет. Это же так элементарно! И последовательность принятых блюд не будет нарушена. Это очень естественное движение от конца к началу.

С ним согласились.

— Конечно, порядок блюд не будет нарушен. Сначала первое. Это в самом конце очереди…