Читаем От сессии до сессии полностью

— Азбуки создавала, писала учебники, школы открывала, редакции газет. То, что какие-то малые народы сохранились и не утратили еще своего языка, это ее заслуга. Да ее в Канаду приглашали. Она там тоже языки малых народов канадского Севера изучала. В сельве Бразилии какие-то неведомые племена обнаружила.

— Но мы же не знали этого. И всё равно курить в аудитории.

— Фронтовая привычка. Ее за это даже в райкоме разбирали. Она всех послала в одно место. Не то, чтобы ее боятся. Но представьте фантастическая женщина. Мировая известность. Смирились. Так что и вам, ребята, советую.

— Ну, ладно! Мы чо! Тем более она в форточку курит. Необычно всё-таки.

— А почему папиросы* — спросил Толя. — Всё-таки как-то сигареты…

— На дух не выносит. Только «Беломор»! и только ленинградский.

Теперь они глядели на нее другими глазами. Да, лекции ее были по-военному строги, без всякой патетики. Соплей, ничего лишнего, никакой воды. Ни одного слова не выкинешь и не вставишь. Как проза Бунина. Спрашивать ее о личном было бесполезно. Боря предупредил, что она этого дела не любит. И даже никак не прореагирует. Закончился ее курс внезапно, незаконченным. Был конец декабря. В начале занятия, кивнув на приветствие, она сказала, чтобы все сдали зачетки. Да, курс не дочитан. Но это неважно. Вряд ли кто-то из них хочет стать этнографом. А кто захочет, и без ее курса станет.

Всем поставили зачеты автоматом.

Анна Степановна исчезла. Ее не видели ни в ВЦ, ни в главном корпусе. Снова пошли к Боре.

Он покачал головой.

— Кризис. Обострение.

— Не поняли!

— Ну, не может она долго в городке. Что-то ее гложет. И едет к своим детям. Наверно, так их нужно называть. На самолете, на поезде, на машинах, на тракторах, на вертолете, на оленьей упряжке. В какое-нибудь далекое стойбище. Где она всех знает. А ее встречают как родную. Для них это праздник.

Закурила Анна Степановна, тогда она еще, конечно, была еще Анечкой, после того, как погиб Саша. Он прикрывал отход разведчиков. Ребята вышли к своим. А Саша остался лежать на вражеской территории.

Паренек с застенчивой улыбкой. Таким она его запомнила навсегда. Молодым, светлоглазым. Успели поцеловаться с ним два раза. Он даже стеснялся обнять ее, прижать к себе. Анечка выпила с разведчиками неразбавленного спирта. Всё внутри горело.

Ей хотелось реветь. По-бабьи. Но она удерживала себя. Отворачивалась и вытирала мокрые глаза. Она знала, что плакать нельзя. Она же не баба какая-нибудь, а разведчик. Один из разведчиков протянул ей папиросу. И Анечка поняла, что это как раз то, что ей нужно. Да, это был «Беломорканал». Тот самый, ленинградский. Доступный далеко не всем на фронте. Курили в основном махорку. А у разведки были папиросы и немецкие сигареты.

Не всегда она была такой грузной. И не всегда у нее была солдатская походка. Но теперь не было человека, которому она хотела бы нравиться, выглядеть в его глазах женственной. На фронте мужчины всегда чувствуют, к кому можно подкатить, а кому нет. А то самое малое, что схлопочешь по морде. Но бывали случаи и тяжелее.

К Анечке не подкатывали. Видели, что ей, кроме Саши, никого не нужно. Даже когда его не стало.

Симпатичная девушка. Хрупкая. В университете к ней пытались, как говорится, подбить клинья. Чего ж, думали мужики, добру пропадать. Были и безусые юноши и те, кто вернулся с войны. Перехватив ее взгляд, тут же прекращали всякое ухаживание. Взгляд у нее был спокойный и твердый, никакого волнения. Никакого смущения. Когда она так смотрела на очередного ухажера, то он чувствовал, что ему на шею набросили удавку и душат. После этого никакого желания подкатить к ней уже не оставалось.

Она, конечно, не вышла замуж. А вот дети у нее были. Много детей. На огромной территории. Ради них она теперь жила. И относилась к ним по-матерински.

Анна Степановна стала делать то, что как-то не соответствовала линии партии и государства в отношении малых народов Севера. Хотя вступила в партию еще на фронте. Линия была такая: идем к единой советской общности — советскому народу, где национальные различия постепенно стираются. Малые народы надо поднимать, оцивилизовывать, окультуривать, чтобы все у них было как у русских и у других народов Союза: школы, больницы, благоустроенные квартиры в городах и поселках, свои механизаторы, учителя, врачи, работники культуры. Выдирать их из этой дикости.

Анна Степановна стала говорить и писать, и публиковать свое мнение о том, что попытки цивилизовать малые народности разрушают традиционный уклад их жизни. И в конечном счете это приведет к их исчезновению, растворению среди больших народов. Их не будет, они исчезнут. То, что для русского бутылка водки — всего лишь бутылка водки, для эвенка, кета, селькупа — это уже алкоголизм, уничтожение личности. И ранняя могила. Ну, иначе они устроены, их организм, нет у них в желудке, крови продуктов брожения, которые мы получаем с раннего детства вместе с хлебом, овощами и фруктами. У них нет ни малейшего иммунитета против спиртного.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее